— Это… это что такое?! — орет Главгад, вращая расширенными от ужаса глазами. — Вы!!! Вы что тут делаете?!

— Готовлю. — вполне мирно сообщаю. — А вам бы одеться не помешало. И причесаться. Потом приходите на завтрак.

— В моей футболке? В моем доме? Да вы с ума сошли!?

— Кажется, это вы с ума сошли. — мигом портится у меня настроение.

— Ах, ты еще смеешь мне что-то говорить? Радостно запрыгнула ко мне в кровать при первом зове, и думаешь, что это автоматом дает тебе возможность хозяйничать на моей кухне? В моей футболке? Нет!!! Никогда больше такого не повторится! Мне не нужна ни одна баба рядом!!!

М-да… а я еще как дура завтрак ему стою у плиты готовлю. Надо было как в тот первый раз просто молча сбежать.

— Убирайся отсюда! — как рявкнет. — Знаю я вас, вам палец в рот положишь, вы руку по локоть оттяпаете!

У меня в руках сковородка. И четыре раскаленных яйца. Он обнажен и несет полную херню. И не боится, ведь… Бессмертный что ли?

— Подкараулила меня, когда я был уязвимым, теперь на кухне моей скачешь! А завтра вещи свои привезешь! Знаю я это, уже проходил!

И тут я не выдерживаю. Ну почему я должна отдуваться за всех его меркантильных баб? Делали гадости они, а выслушиваю все за них я одна… как-то несправедливо все это!

Перехватываю ручку сковородки поудобнее. Яичница не прилипла. Дорогие у него, у заразы сковородки…

А главгад, будто сам еще больше нарывается. Подлетает ко мне и за локоть больно хватает. А сковорода в другой руке.

— Отпусти! — ору я и раскаленные яйца прямо ему на живот кидаю.

— А-а-а!!! — верещит гад и как оттолкнет меня от себя.

Я лечу вниз. Это — страшно! Это очень страшно. Попой с размаху падаю на кухонную плитку. Господи, мой ребенок… Какая же я мега идиотка! Ведь самое главное, это малыш внутри! Этот придурок может нанести вред моей беременности и глазом не моргнуть при этом!

— Марьяна… дай руку! — протягивает мне своюринувшийся ко мнеГлавгад.

Я отползаю от него подальше. Теперь мне не до смеха и не до шуток. Я достаточно натерпелась от него абьюза.

— Ты как… не ушиблась? — идет он на меня.

Кубики пресса красные у него, особенно в местах соприкосновения с глазуньей-убийцей, но мне вообще фиолетово теперь до его ран и его здоровья.

Доползаю до стола, по его ножке поднимаюсь на трясущиеся ноги. До ужаса боюсь увидеть струйку крови, ну или какие-то боли почувствовать, но слава Богу, что вроде бы меня проносит.

На шатающихся ногах поднимаюсь, и иду мимо него, в ванную, чтобы переодеться.

Он не хочет пропускать, заполонил собой дверной проем, и руки в стороны расставил.

— Пустите! — тихо и решительно говорю я.

— С ребенком ничего не случилось?

— Не надо было толкать. — не знаю зачем, но все же вступаю в полемику.

— Я не толкал тебя. Намеренно не толкал. Это случайно вышло. Ты меня обожгла своей яичницей, и я просто отпустил руку.

— Иди к черту, хорошо? — поддерживаю я живот, ныряя у него подмышкой.

Ухожу в ванную, припадая на одну ногу. Мышцу, наверно потянула, но это фигня. Главное, малышка не пострадала из-за тупости обоих родителей. Мне вообще не следовало сюда приходить, и уж тем более прыгать к нему в объятия. В этом виновата только я сама.