Ага, кто-то уже рассказал. Здесь, кстати, паралича боятся. Он и в моем времени не подарок. Внезапная смерть от инсульта по здешним представлениям – тоже плохо. Одно дело в бою, перед которым ты исповедовался и причастился у полкового батюшки: тогда – сразу на небо, минуя мытарства. Умереть же без покаяния – обречь душу на муки.

— Паралич вам не грозит, ваше светлость, — успокоил я Кутузова, использовав послезнание. — А вот на сердце эта хворь влияет. Рано или поздно скажется.

— Это я понимаю, — кивнул светлейший. — Лет-то мне сколько? Старость не лечится. Или ты умеешь? — он глянул на меня единственным видящим глазом.

— Нет, — покрутил головой я. — Но вот облегчить ваше состояние попытаюсь. Прикажите варить вам свеклу в кожуре, и пейте тот отвар натощак и перед потреблением пищи три раза в день по кружке с ложкой меда.

— И все? — удивился Кутузов. — Считаешь, поможет?

— Непременно, — заверил я. — Легче станет. Одновременно исключите из рациона жирное мясо. Тощее есть можно, но вареное. Жирную рыбу употреблять можно и даже нужно. Еще кашу на постном масле, постные щи и борщ, свежие овощи и фрукты. Все это помогает при хвори.

— Запомнил, Прошка? — повернулся светлейший к денщику.

— Так точно, ваша светлость, — поклонился тот.

— Иди.

— Считаешь, доживу до конца кампании? — спросил меня Кутузов, после того как денщик вышел.

— Ручаюсь! — ответил я.

— Это хорошо, — кивнул главнокомандующий. — Молил Господа позволить увидеть, как последний француз покинет русскую землю, но не чаял. Сердце истрепалось, ноет каждый день. Обрадовал ты меня, капитан. Верю, ибо предсказания твои сбываются. Повернул Буонапартий к Смоленской дороге, бежит от нас. Будем гнать, пока не покинет пределы Отечества. А теперь проси. За подвиг твой под Малым Ярославцем я государю написал, к ордену представил. С этим кончено. Чего хочешь за предсказание и лечение?

— Позвольте мне образовать из моего батальона летучий отряд и отправиться в тыл к французам.

— Тебе мало наград? — поднял бровь Кутузов. — Знаешь, сколько офицеров просится в вольные охотники, и сколько такое позволение уже получили? Давыдов, Сеславин, Фигнер… Все тщатся бить неприятеля, перехватывать его обозы и курьеров, брать в плен отставших. Нужное и полезное дело, но таких отрядов у меня много. К чему еще один, да еще из егерей? Тут кавалерия нужна.

— Мы не станем делать то, чем заняты другие.

— Чем займетесь?

— Будем лишать неприятеля артиллерии.

— Это как? — заинтересовался Кутузов.

Я рассказал.

— Любопытно, — хмыкнул светлейший. — А ведь прав ты, капитан! И почему более никто до этого не додумался? Умен, умен, — он шутливо погрозил мне пальцем.

Я принял скромный вид – дескать, не нужно оваций. Мы ради Отечества.

— Дозволяю! — сказал Кутузов. — Чего тебе для таких диверсий нужно?

— Вот! — я достал из-за обшлага мундира заранее заготовленный листок, развернул его и протянул светлейшему. К начальству нужно ходить подготовленным.

— Полушубки, валенки, теплые портянки и шапки для солдат, — стал читать он. — К морозам готовишься?

— Не сегодня-завтра грянут, — пожал плечами я.