— Откуда? — удивилась Груша.
— В «Санкт-Петербургских ведомостях» прописано, — ответила графиня, указав на газету. — Сообщается, что за сей подвиг государь изволил пожаловать капитану Руцкому орден Святого Георгия третьей степени. Теперь твой Платон на любой церемонии будет входить вместе с полковниками[38].
— Ничего он не мой! — насупилась Груша. — Почему ты не сказала про газету?
— Не успела, — улыбнулась графиня. — Ты ворвалась, как козюлей[39] укушенная. А что твой он или нет, время покажет. Пока Платон Сергеевич успешно делает карьер. В чине капитана получить такой орден – это, милая моя, великая редкость, такое при Екатерине Алексеевне было возможно, а по теперешним временам даже не слыхала. Да еще в газету и афишку попал. Широко шагает мóлодец!
— Его могли убить! — вздохнула Груша.
— Этот вывернется, — покрутила головой Хренина. — Умен, сведущ в военном деле. Без нужды в драку не полезет, проявлять браваду не станет. Не знаю, как там было под Малым Ярославцем, но, мню, Платон все рассчитал, даже за топор схватился не случайно.
— Почему так думаешь? — удивилась дочь.
— Помнишь, в имении рассказывал, как побил вюртембергских гусар? Платона Сергеевича Господь наделил недюжинной силой. По пути в Смоленск видела, как он поднял край потерявшей колесо повозки и держал ее один, пока фурлейт не надел колесо обратно на ось и не вставил чеку. А повозка та с грузом была. Если такой мóлодец ударит коня обухом по лбу, животине конец придет. А на земле гусар пехотинцу не противник. Не беспокойся о Платоне, уцелеет. Майором ему теперь точно быть, а там, глядишь, и в полковники проберется. Ты не против стать полковницей?
— Ах, мамá! — зарделась Груша. — Вам бы только шутить.
— Не шучу, — пожала плечами графиня. — Ты присядь, милая.
Дочь подчинилась, заняв свободное кресло.
— Как твои дела в лазарете? — поинтересовалась Хренина.
— Замечательно! — с жаром откликнулась дочь. — Карл Фридрихович очень хвалит. Говорит: у меня талант к лекарскому делу. Раненые, коих опекаю, выздоравливают скорее, чем другие. И офицеры довольны: много благодарят, просят посещать чаще.
— Еще бы им не благодарить! — хмыкнула графиня. — Вместо фельдшеров с их грязными лапами барышня пальчиками касается. Ох, дочка! Разрешила я тебе за ранеными ходить, да не думала, что далеко зайдет. Ожидала, что быстро надоест, а тут вон как повернулось. Ты, поди, лекарем стать мечтаешь?
— Да, маменька, — потупилась Груша.
— Небывалое дело – женщина-лекарь, да еще из дворянской семьи. Не поймут. Ладно еще домашних лечить, но прочих пользовать… Замуж не возьмут.
— Это с чего? — обиделась Груша.
— Кому понравится, что его жена посторонних мужчин щупает?
— А я за дурака замуж не пойду! — с вызовом ответила дочь.
— После войны многие и за дурака будут рады, — вздохнула графиня. — Столько блестящих женихов головы сложили! А сколько еще сложат? И не только военные гибнут, статские – тоже.
— Сама говорила, что Платон Сергеевич уцелеет!
— Этот – да, — согласилась графиня. — Значит, все же на него нацелилась?
Груша потупилась.
— Этот не дурак и вполне может разрешить жене врачевать, — продолжила графиня. — Набрался в своей Франции революционных идей, всех этих либерте и эгалите