Тем временем пёсорог подскочил ко мне и, упираясь массивными когтистыми лапами, резко затормозил. В нос ударил едкий запах псины, а волна липкого снега окатила меня с ног до головы. Я шарахнулся в сторону, но монстр, высунув язык, принялся тереться о мой сапог рогом. Вот и пойми теперь, то ли бежать, то ли гладить эту кунсткамерную жучку.

— Это борлинг, — отряхиваясь от снега, объяснял Кархум. — Они совершенно безвредны. Зато с помощью своего нюха чувствуют под снегом съедобные коренья и выкапывают их рогом. Да и жилища неплохо охраняют.

Шаман вытащил из своей бездонной туники кинжал, отрезал кусок от дымящегося над углями мяса и подбросил в воздух. Борлинг с завидной ловкостью взвился вверх и прямо на лету проглотил угощение. Затем уселся перед Кархумом и, высунув длинный язык, с обожанием уставился на него. Типа, давай добавки, и я еще не такой трюк покажу.

— Про… простите, дядя Кархум, — с трудом восстанавливая дыхание, произнес подбежавший мальчишка и отвесил звонкую оплеуху борлингу. — Ну я тебе задам, Хуч! Неделю сладких перышек не получишь!

Хуч поджал острые уши и искоса посмотрел на меня. Моя персона явно вызывала его любопытство.

— Давай домой! — прикрикнул парень и, схватив за рог, потянул упирающегося зверя за собой.

Шаман печально улыбнулся и позвал:

— Пойдем, странник.

Мне показалось, я понял, о чем он думает: его сын мог бы вот так же резвиться с борлингами. Но увы.

Наконец мы вышли на центральную площадь, посреди которой были выставлены длинные деревянные столы. Массивные доски, отполированные тысячами рук, потемнели от древности. Выщербленные столешницы сверкали на солнце, намекая на немалое количество пролитого в прошлом спиртного и жира мясных блюд.

Шустрые зенолки сновали туда–сюда, заставляя столы разнообразной снедью. Там были и большие бутыли с мутными настоями, и разноцветные фрукты, и овощи немыслимых форм. Совершенно непонятно, как они смогли раздобыть их среди снегов. Тут же стояла украшенная сизыми перьями жареная дичь, пышущая паром и источающая такой умопомрачительный запах, что мне с трудом удавалось сдерживать слюну. Похоже, эти дикие горцы совсем не дураки вкусно пожрать.

Я притормозил возле шумной группы, окружившей плотным кольцом юную туземку с большими выразительными глазами. Парень рядом с ней палочками, похожими на бамбуковые, выстукивал мелодию, ударяя по разновеликим сосулькам, висящим в деревянной рамке. Хрустальные звуки ледяного ксилофона наполнили пространство, и девушка проникновенно запела:

Лети скорей, мой холценгольф

За облака, где ждет любовь,

Лети скорей, лети скорей,

В боях провел ты много дней.

Глубокий, сильный голос проникал прямо в душу. Заслушавшись, я не сразу сообразил, что кто–то настойчиво дергает меня за рукав. Обернулся — никого. Опустил глаза — рядом стоит девчонка, которую я в пещере Кархума. Как там ее, Сальвана?

В морозном воздухе продолжали разливаться слова песни.

Там на вершине в замке снежном

Сквозит печаль во взоре нежном.

Лети скорей, лети скорей,

Подругу верную согрей.