— Значит, шанс есть? — спросил я.
— Скорее, нет.
— Морпеха я ей не прощу, — сквозь зубы процедил Володька.
— От нее это не зависит, — заявил Верлим.
— Надеюсь, с меня обвинения сняты? — я обвел друзей вопросительным взглядом.
Все посмотрели на Верхового, тот в нерешительности пожал плечами, но, подумав, кивнул.
— Тогда, — продолжил я, — беру ответственность за Марусю на себя. Буду оберегать ее от вас, а вас от нее. Пусть Леха сделает шалаш, и мы с ней в нем переночуем.
— Хорошо, — кивнул Верховой. — Только свяжем ее для общей безопасности.
Получасом позже все, наконец, успокоились. Морпеха решили похоронить утром, вместе с монахами в крипте монастыря. А пока тело вынесли на улицу и поместили на импровизированном ложе из сухих веток.
Маруся лежала в шалаше, на подстилке из еловых лап, а я сидел у входа, борясь со сном, и краем глаза поглядывал, чтобы случайный монстр не покусился на тело Морпеха. Остальные дрыхли в избе, вызывая в моей душе жгучую зависть. Рядом со мной Серега воткнул в землю факел, колеблющееся пламя освещало траву и окрестные кусты.
Мои веки постепенно отяжелели, и я не заметил, как задремал. А проснулся от тихого стона. Вздрогнул, повернулся и увидел устремленные на меня глаза Маруси. Сейчас она была совершенно такой же, как прежде. Я осторожно сел рядом с ней и спросил:
— Как ты?
— Не знаю, — слабым голосом ответила она. — Как–то… необычно.
— Что–нибудь помнишь?
— О чем? Где мы? И почему я связанная?
Я коротко рассказал о событиях нынешней ночи. Маруся долго молчала, поджав губы, отблески огня плясали на ее лице. А я со страхом ожидал, как она воспримет весть о том, что убила друга.
— Знаешь, я догадывалась, — наконец произнесла Маруся, и я поразился ее спокойствию. — Последнее время я вижу странные сны. И вообще…
— Ничего не понял. О чем догадывалась?
Она посмотрела задумчиво, словно сомневалась, стоит ли рассказывать. Но, поразмыслив, все же продолжила:
— Все началось в ту ночь, когда ты был у Бабы–Яги. Мне не спалось. Тогда в первый раз я почувствовала какую–то странность. Внутри меня что–то происходило, что–то было не так, как обычно. Потом мы вернулись в деревню, я зашла в трактир и увидела, как Пантия режет мясо для жарки. С него капала кровь, и мне вдруг так захотелось…
Маруся передернула плечами и замолчала. Лицо ее исказила горькая усмешка.
— Не нужно тебе этого знать. Я и на людей–то теперь смотрю по–другому. Даже на тебя.
Эти слова резанули сердце. Она не доверяет мне, предавшему ее, считает врагом. Я осторожно взял ее за руку и пробормотал:
— Прости, что бросил тебя, ничего не объяснив, но ты… ты заслуживаешь лучшего. Я оборотень, волк.
— Раньше это не было препятствием, — усмехнулась Маруся, в точности повторив мои недавние слова.
Я замолчал, собираясь с силами. А потом рассказал ей, как считал Мелизору виртуальным миром, и поэтому не боялся, что причиню кому–то вред. О том, как Мишка положил конец этому заблуждению, о том, как я решил отказаться от нее, чтобы защитить от себя. На глазах Маруси выступили слезы, и она тихо сказала:
— Спасибо, Дим. Твое самопожертвование достойно поэмы, но теперь ведь все изменилось, не так ли?