– Потом прочитаю.

Валентин не успел еще ни рта раскрыть, ни пальцем пошевелить в ответ на реплику царя, как один из его дружков то ли из-за неудовлетворенного любопытства, то ли в силу глупости и злонравия, скорчив презрительную мину, бросил, покосившись на Валентина:

– Совсем уж Земство людьми обнищало. Не уважают они тебя, Ванька. Даже не бояришку замухрыженного прислали, а купчишку драного, мать-перемать!

Этот любитель яркого, образного матерного слова был среди четверых самым старшим. Пониже царя, но пошире в кости, на верхней губе уже образовалось некое подобие усиков, а на подбородке торчали три длинных черных волосины.

Сделав вид, что не заметил этой хамской выходки, Валентин продолжил разговор с царем:

– Ваше величество, ярославское купечество смиренно просит вас принять в дар двадцать тысяч рублей. – Пока Валентин произносил эту фразу, на обочине дороги выросла пирамида из сундуков. – Эти деньги, ваше величество, вы сможете использовать на свои личные нужды и забавы.

– И без тебя разберемся, на что их использовать, хорек вонючий, – вновь влез в разговор длинноволосый любитель русского матерного языка.

– Как жаль, ваше величество, что среди ваших слуг нет, видимо, знатока древнего царского чина[18]. Тогда бы ваш слуга обращался к вам подобающим образом. Ведь он всего лишь невежа и неуч. А кто не знает этого, может подумать, что он намеренно оскорбил ваше величество. При вашем дедушке за такое не сносить бы ему головы.

– Эй, ты… – выкрикнул молодой человек, но царь не дал ему продолжить:

– Пошел вон, Федька. Фуникова сюда вызови. Скажи: деньги надо принять.

– Что мне сказать батюшке? Почему в слободу не едешь? – с нажимом произнес молодой человек.

«Ага, понятно, – сообразил Валентин. – Ты, милок, и есть, значит, Федька Романов». До сих пор Валентин тщательно игнорировал присутствие царских дружков, теперь же решил изменить тактику.

– Как смеешь ты, пес смердящий, у царя отчета спрашивать? Иль тебе жизнь не дорога? – рыкнул он.

Расчет оказался верным. Федька стушевался, отступил и, вскочив на коня, поскакал к воротам.

– И вы пошли вон, – велел он братьям Басмановым.

Те, в отличие от Федьки Романова, и не вздумали ерепениться, сразу же выполнили команду.

– Не желает ли ваше величество осмотреть повнимательнее строй встречающих его воинов? – осведомился Валентин елейным голосом, едва назойливые мальчишки их покинули.

Царь в ответ лишь утвердительно кивнул. Они прошли на правый фланг, после чего проследовали вдоль всего строя, сопровождаемые криками «ура». Едва миновали последнего «солдата», как дон Альба отдал команду, строй повернулся и удалился вдоль дороги шагов на двести. Царь бросил удивленный взгляд на Валентина, но тот успокоил его:

– Сейчас, ваше величество…

Оркестр вновь грянул марш, зарокотали барабаны, задавая темп, и три «коробки» «солдат» (вернее, актеров) двинулись к царю строевым шагом. Для пущего эффекта обочь дороги заранее были уложены щиты из полубревен, имитирующие мостовую. Когда подкованные солдатские сапоги загрохотали по этой импровизированной мостовой, царь, похоже, впал в эйфорию, а Валентин, исподтишка наблюдавший за ним, мысленно торжествовал. Не бывает мальчишек, никогда не хотевших стать военными. И парады любят отнюдь не только генералы. Юный царь смотрел как зачарованный. Три «коробки» по сорок восемь человек каждая промаршировали в одну сторону, потом, после короткой остановки, повинуясь знаку Валентина, – в другую.