Нажав на кнопку отбоя, она долго еще смотрела на молчащий мобильник, нахмурив брови, потом быстро встала и вышла из комнаты. Шурочкины рыдания возобновились с удвоенной силой и интенсивно продолжались все время, пока Люся спешно резала бутерброды и заваривала в термосе крепкий кофе.

— Фрам, гулять! – громко позвала она из прихожей собаку и, сильно хлопнув дверью, выскочила на лестничную клетку. « Вот же актрисулька хренова, трудно ведь сидеть и просто так всхлипывать! Наверное, последней идиоткой себя чувствует, бедная…», — думала она, спускаясь с Фрамом по лестнице. — « И в самом деле куда–нибудь уйти, что ли? Невозможно же жить изо дня в день в этом кошмаре…»

Подходя к скверику, она издалека еще разглядела Илью, сидящего на их любимой скамейке. Он встал, опершись рукой о стоящую рядом большую дорожную сумку, шагнул ей навстречу.

— Ты что, ехать куда–то собрался? – удивленно уставилась она на его сумку. – Или решил у нас с Шурочкой навеки поселиться?

— Ты поесть–то принесла? — спросил Илья, сердито глядя на нее исподлобья. – Я умру сейчас, а она тут шутки шутит…

— А ты что, не из дома?

— Нет. Я еще утром ушел.

— На, ешь быстрее. Вот тут бутерброды с сыром, а тут – с колбасой… Почему у тебя так руки дрожат? Да что случилось, Илья, в конце концов?! Я же вижу – ты сам не свой… Рассказывай давай!

— Да сейчас, подожди! Только сядем сначала, я с духом соберусь…

Люся отпустила Фрама, уселась, как обычно, на закругленную спинку скамейки и нетерпеливо уставилась на Илью, жующего бутерброд с сыром.

— Да не торопись, горе ты мое, подавишься же…

Илья, проглотив последний кусок и допив кофе, неторопливо и аккуратно закрутил крышку маленького термоса, потом с усилием потер руками уставшее бледное лицо и встряхнул головой, уронив на глаза длинную белобрысую челку.

— Не спал сегодня всю ночь, ничего не соображаю…Потом на лекциях еще сидел… — тихо, как будто сам себе, пожаловался он, глядя куда–то в сторону.

— А почему не спал–то?

— Да отца провожал. Ты знаешь, ко мне ведь отец приезжал из Краснодара!

— Да ты что! Ну, вот видишь, а ты говорил, что он и не признал тебя даже… И вдруг сам заявился? Надо же! Я думала, так не бывает…

— Ну да…

— Слушай, а тебе ведь обзавидоваться теперь можно, ты кругом в родителях — и отец у тебя есть, и отчим, и бабка замечательная! А меня, знаешь ли, Шурочка из дома выгоняет…

— Как это?

— А вот так. Компрометирую я ее своим возрастом, видишь ли. Придумала сама себе какой–то новый роман с продолжением, а я в него ни с какого боку не вписываюсь. Такую истерику мне сейчас закатила! И что мне делать прикажешь?

Тут же глаза ее вновь наполнились слезами, губы задрожали и предательски поползли уголками вниз.

— Люсь, не плачь! — Торопливо схватил ее за руку Илья. – Поехали со мной, раз такое дело!

— Куда это? – сквозь слезы спросила Люся, недоверчиво отстраняясь.

— К отцу. В Краснодар. Я сегодня обязательно должен туда уехать…

— Я? К твоему отцу? С чего это ради?

— Люсь, поехали, правда! Тебе ведь все равно отдохнуть надо, отойти как–то от всего этого…

— А поехали! – звонко, с надрывом вдруг выкрикнула Люся, так, что испуганно оглянулась и шарахнулась в сторону проходящая мимо их скамейки толстая тетка с двумя большими кошелками. — Пусть они тут все остаются, как хотят! Романы с молодыми шефами заводят, новые семьи строят на чужом горе – а мы уедем! Чего им мешать–то, правда? Поехали! А Петровской я завтра утром позвоню, объясню все… Скажу – не могу я тут больше жить, лишней оказалась. Она тетка умная, поймет… А он какой, твой отец? Он меня не прогонит?