Там, внутри, у караульного помещения забегали и засуетились; но что охрана лагеря могла сделать против БРДМ-2 и БТР-70, стремительно выдвигающихся к проходу, проделанному в проволочном заграждении? Ровным счетом ничего, тем более что до самого последнего момента ее внимание было обращено прямо в противоположную сторону. А когда охранники лагеря поняли, что злой пушной зверек пришел и по их душу, то сразу начали покидать вверенные им посты, обращаясь в безоглядное бегство. Одно дело – измываться над ослабленными, забитыми безоружными людьми, и совсем другое, когда на вверенную их заботам территорию одна за другой врываются стремительные машины с плоскими клиновидными носами, ведущие на ходу огонь из крупнокалиберных пулеметов. Сбегать с места преступления, как только чуть запахнет жареным, немецкие оккупанты умеют очень хорошо. Впрочем, те, кому все же удалось убежать, угодили в описанную выше мясорубку, творящуюся в центре Марьиной Горки, и почти никому из них не удалось добраться до вожделенного Шацка.
Сам лагерь состоял из трех частей. В одной, принадлежавшей главной железнодорожной дирекции «Центр», содержалось двести пятьдесят советских военнопленных, используемых в качестве рабочей силы на железной дороге. Другая часть лагеря предназначалась для местных жителей, заподозренных в сочувствии к партизанам и подпольщикам, а третья была самой интересной. В ней содержались дети, у которых брали кровь для раненых офицеров. Как правило, для ребенка поездка в госпиталь означала билет на тот свет, ибо немецкие врачи-убийцы забирали у них столько крови, что маленький человечек умирал после этой процедуры. А зачем немецким врачам было беречь жизни маленьких унтерменшей, ведь они были уверены, что в случае необходимости оккупационные власти наловят им новых в любом количестве и ассортименте. Испуганные ребятишки все никак не смели поверить, что с этого момента их судьба круто переменилась. Вот для кого полковнику Катукову было совершенно не жалко связаться с экспедиционными силами и запросить «вертушки» для эвакуации маленьких узников и своих раненых.
18 ноября 1941 года, 09:15. Белорусская ССР, Минская область, райцентр Марьина Горка
Командир 4-й танковой бригады полковник Михаил Ефимович Катуков
Холодный серый рассвет с беспощадной ясностью высветил все то, что ночь стыдливо прятала под пологом темноты. Стоит взобраться на крышу БТРа – и с высоты двух с лишним метров открывалась панорама ночного побоища. Как говорится, «посмотрите направо, посмотрите налево». А зрелище, товарищи, открывалось еще то. Дымились остовы сгоревших автомашин и руины домов, а разбросанные по улицам и огородам заледеневшие трупы немецких солдат, зачастую полуодетые или даже совсем неодетые, говорили о бренности славы «покорителей Европы». Совсем недавно они надменно попирали своими сапогами улицы и площади французской столицы, а сейчас валяются здесь, годные только для того, чтобы их всех валом зарыли в одной братской могиле. Тьфу, падаль!
Примерно такую же картину я видел 26-го июня под Клеванью, когда в устроенную нашим корпусом артиллерийскую засаду влетела германская моторизованная дивизия. Как те немцы шли плотной походной колонной, так и легли под снарядами наших артиллеристов. И хоть и говорят, что труп врага хорошо пахнет, но я на всю свою жизнь запомню, как на тридцатиградусной жаре «благоухали» несколько тысяч арийских трупов. Да, даже в самом начале войны на общем мрачном фоне были у нас и такие светлые моменты. Хорошо, что сейчас не лето, и на тридцатиградусном морозе мертвые херои хотя бы не воняют…