Вере немножко боязно стало встречаться с ним глазами, ведь Миша наверняка обиделся, что она ни разу не пришла к нему, но муж, увидев ее, просиял, как будто вернулся домой из своего дурацкого похода, а не сидел в тюрьме. От этой собачьей радости стало совсем тошно, и она жестами показала, чтобы сосредоточился на суде, на нее не отвлекался.

Адвокатом Миши, предположительно дикой тупицей и полной дурой, оказалась сочная женщина с доброжелательным и милым лицом, всем своим видом подтверждающая поговорку «Сорок пять – баба ягодка опять». Альбина Семеновна лучше знает, но если бы Веру попросили выбрать, то она точно предпочла бы в качестве адвоката эту даму, чем малахольного протеже начальницы. Нет, внешность, конечно, обманчива, но не до такой же степени!

Вера покосилась на других жен. Ольга Соломатина сидела спокойно, с легкой улыбкой, а вот Малюкова при виде своего лысого обрюзгшего муженька стала ерзать на стуле, слать ему воздушные поцелуи с такой энергией, что даже похорошела.

«Надо же до такой степени достоинства не иметь, – желчно подумала Вера, – ведь смотреть противно, глазки сальные, одутловатый весь, на роже написано, что вор, да наверняка еще и алкаш в придачу, а все равно родненький и любименький. И плевать ей, что люди скажут, главное, чтобы дорогой супруг заметил, как она его обожает. Вот что это? Неужели великая самоотверженность русской женщины? Не дай бог, если так…»

Секретарь строго сказала: «Встать, суд идет», и началось заседание.

Вера представляла себе судебный процесс исключительно по книге Харпер Ли «Убить пересмешника» и фильму «Всадник без головы» и ждала страстных обвинительных речей прокуроров, иезуитских вопросов адвокатов, стука молотка судьи, в общем, чего-то такого напряженного, но в реальности суд оказался скучнее профсоюзного собрания.

Проверяли личности подсудимых, своевременность вручения им обвинительных заключений, еще какую-то бюрократическую рутину, так что Вера быстро запуталась и заскучала.

В окне был кусок голубого, как незабудка, неба, перечеркнутый двумя линиями проводов, и больше ничего. Миловидную молодую даму и двух мощных мужиков, занимающих судейские кресла, Вера разглядывать стеснялась, золотистый герб СССР, висящий над их головами, был изучен вдоль и поперек, и земной шарик, и колосья, и ленты с названиями республик, и все остальные атрибуты. На стенах, до половины обшитых деревянными панелями, а выше побеленных, тоже не за что было зацепиться глазу, а оборачиваться и рассматривать публику было неприлично. Вот и получилось, что, как бы она ни хотела игнорировать мужа, взгляд ее все чаще останавливался на нем, и приходилось сознавать, что с этим человеком она делила ложе, родила ему сына, ухаживала за ним, и вообще… И как вышло, что супружество, продолжавшееся много лет, промелькнуло словно один день и почти улетучились из памяти моменты, когда они были вместе.

Ведь они же много раз встречали Новый год, и праздновали дни рождения свои и сына, и вместе отвели Славика в первый класс… И кроме этих официальных радостей должны были быть приятные события, например, Мишин диплом. Хоть один час за эти восемь лет они должны были быть счастливы вместе, хоть одно яркое пятно обязано было отпечататься в памяти, но нет, годы брака вместе с днем свадьбы спрессовались в один серый ком, тягучее безвременье.