– Нет, – тихо рассуждала Люси, – это решать нам обоим. Ты не изменишься, и я останусь прежней. Поэтому мне надо ехать домой, как я уже сказала. Я думала, что, пока мы будем ездить по шахте, мы поговорим о будущем нашего ребенка. Но ты не готов к этому и, вероятно, никогда не будешь готов.

– Сапфировые шахты приносят процветание моим людям, и я не буду извиняться за то, что уделяю им столько внимания. Тебе надо понять, какую важную роль они играют в будущем Калалы. Ты могла бы помочь мне в этом. Ты утверждаешь, что хочешь понять наследие своего ребенка, поэтому останься и постарайся признать, что мой долг перед Калалой и его людьми всегда будет для меня дороже моих личных желаний.

– Но если ты не счастлив, разве твои люди могут быть счастливы? – парировала Люси. – И как наш ребенок впишется в твои планы? Ребенок меняет все.

– По-твоему, я этого не знаю?

– Я имею в виду, изменятся наши жизни, – сказала она.

Не привыкший слушать нотации, Тадж отвернулся.

– Полагаю, ты ждешь, что я отвезу тебя домой? – спросил он, когда немного успокоился.

– В Кинг-Док? – спросила Люси. – Я сама найду дорогу домой. Я пришлю тебе свои предложения по выставке, как только мне будет что сказать. А потом, если ты согласен, я поучаствую в онлайн-конференциях с членами твоей команды. Я буду работать на тебя. А когда придется воплощать мои идеи в жизнь, – прибавила она, – я с удовольствием поеду куда угодно, чтобы убедиться, что твоя команда не столкнется с трудностями.

– Ты будешь таскать с собой ребенка? – спросил он напряженным тоном.

– Если придется.

– Это наш ребенок, которого я буду воспитывать.

На лице Люси промелькнуло опасение, но она быстро произнесла:

– Тогда нам лучше найти время, чтобы поговорить об этом.

– Я уверен, ты все продумала, – горько заметил он.

– Не сердись, – просила она. – Ты не представляешь, как я ценю эту возможность…

– Прекрати! – настаивал он, с трудом сдерживая эмоции. – Используй опыт работы на моих шахтах при защите своего диплома.

– Я так и сделаю, – холодно сказала она.

Они уставились друг на друга. Связь между ними была по-прежнему прочной и останется такой после рождения ребенка. Но в остальном они обречены на вечное противостояние.

– Я буду скучать по тебе, – деловито произнесла Люси, хотя ее глаза были грустными.

– Тебе не надо уезжать так быстро.

– Надо. Я буду работать над выставкой. Мы станем общаться через Интернет и обо всем договоримся ближе к моим родам.

Обсуждение будущего их малыша через экран компьютера напоминало Таджу ребенка, сидящего на чемодане, разделенного странами с двумя группами людей: одна – с добрым сердцем, а другая – равнодушная, для которой общественная жизнь важнее всего остального.

– Я буду регулярно звонить тебе, – сказал он.

– Нам лучше жить порознь, – ответила Люси.

Тадж считал, что в невозможности договориться с Люси виноват скорее он, а не она. Его ненависть к отчиму Люси усилилась до предела. Она отвернулась, пряча слезы.

Отъезд из Калалы был мучительным. Люси настояла на том, что полетит коммерческим рейсом. Ей приходилось скрывать свои эмоции и притворяться, что ее душа не разрывается на части.