— А вы можете… Вы можете помешать им предъявить обвинение в хранении наркотиков?

— Не совсем так, миссис Баррик. Извините, но все выглядит немного иначе.

— Но эти наркотики не мои, — в очередной раз сказала я.

Все это он уже слышал раньше.

Когда я более или менее освоилась с бытом тюрьмы, жизнь стала для меня обыденностью, реальность постепенно стала оседать на мне густым, деморализующим туманом.

До 18 мая оставалось больше двух месяцев. К тому времени Алексу должно будет исполниться пять месяцев, и как же сильно он будет отличаться от того ребенка, которым помнила его я! Я видела, как это происходит с детьми моих друзей. Младенцы претерпевают неудержимые метаморфозы в течение четвертого и пятого месяцев жизни, отбрасывая последние кусочки присущей новорожденным непонятности и быстро превращаясь в маленьких, но совершенно настоящих людей.

Через два месяца половина его прожитой жизни будет мной пропущена. При этом предполагалось, что я смогу разобраться с обвинениями в нападении, хранении наркотиков и в абсурдном желании продать моего ребенка: из тюремной камеры выполнить хоть что-то из подобного было более чем непросто.

Мне едва удавалось сохранять самообладание, когда я находилась в обществе других заключенных. Чтобы хоть как-то отвлечься, я раздобыла книгу Норы Робертс[11] в мягкой обложке, и притулилась в углу, уткнув в нее свой нос так глубоко, словно передо мной была реинкарнация романа «Убить пересмешника».

Наверное, целый час я просидела там, погруженная в свои страдания. Я даже не понимала, что происходит, когда ко мне подошел один из охранников.

— Баррик? — сказал он.

— Да.

— Пошли со мной.

— Что… куда? — спросила я, готовясь к самому худшему. Что меня бросят в карцер, что мне опять устроят внеочередной допрос, что меня отправят куда подальше на зону.

— Тебя отпускают, — сказал он, открывая мне дверь и позволяя мне пройти вперед. — Давай.

Вскоре я подписала форму, где говорилось, что я получила обратно все свое имущество, которое в данном случае состояло только из разорванного платья и туфель, что были на мне в день ареста. Я переоделась в ванной, нетерпеливо выбираясь из кошмарной оранжевой робы.

Вскоре меня провели в приемную: по-видимому, я уже почти стала свободной женщиной, а там, среди прочих посетителей, меня ждал Тедди. Он встал и подошел ко мне, как обычно, широкоплечий и красивый.

Я даже не знала, прийти ли мне в ярость или просто растеряться.

— Что… что ты тут делаешь? — спросила я. — Где Бен?

— У него занятия. Вот я и сказал, что смогу заменить его.

Как бы я ни была благодарна ему, в тот момент мне до ужаса хотелось одного: трясти его до потери пульса. Ведь всего этого не было бы, если бы не он.

— Да ладно, после всего того, что ты для меня сделала? Не хотелось бы мне терять свой шанс вытащить мою старшую сестренку из тюрьмы, — добавил он, и его губы тронула легкая и очень красивая улыбка.

— Но откуда у тебя взялись две тысячи долларов?

— Не беспокойся об этом, — сказал он, бросая взгляд на пожилую пару, которая тоже ждала вновь освобожденного преступника. — Поехали. Тут просто отстойно.