– А он вернулся.

Келл стиснул ее руку.

– Да. – Он почувствовал ее пульс. Их сердца бились в унисон, слаженно и сильно. Ему не хотелось отпускать ее. – В серьезных вещах Алукард всегда беспечен.

– Я его не выбирала, – сказала она, отводя Келла от края. – Просто мне нужно было сбежать.

Она шагнула прочь, но он ее не отпустил. Привлек к себе, отгоняя холод.

– Ты когда-нибудь перестанешь убегать?

– Я бы хотела, но не знаю как. – Она прижалась к нему.

Рука Келла скользнула по ее плечу. Он приподнял ее голову, прижался лбом к ее лбу.

– Могла бы для разнообразия остаться… – прошептал он.

– Или ты мог бы… – отозвалась она, – сбежать со мной.

Слова повисли облачками тумана, и Келл невольно потянулся к ее теплу, к ее голосу.

– Лайла! – Это имя пылало у него в груди.

Ему хотелось поцеловать ее.

Но она поцеловала первой.

В тот последний – и единственный – раз она просто на миг коснулась его губ на прощание, а потом ушла.

На этот раз все было иначе.

Их притянула друг к другу могучая сила, подобная гравитации, и он не знал, кто из них тянет, а кого притягивает, знал только, что столкновение неизбежно. В этом поцелуе была вся Лайла. Ее неколебимая гордость и упрямая решимость, безрассудство, дерзость, жажда свободы – все сосредоточилось в этом поцелуе, и у Келла перехватило дыхание. Ее губы прижались к нему, пальцы нырнули в волосы, а его рука скользила по ее спине, путаясь в хитроумных складках платья.

Она толкнула его к перилам. Прикосновение холодного камня смешалось с жаром ее тела. Он слышал биение ее сердца, чувствовал, как энергия бурлит в ней и перетекает к нему. Они повернулись, словно схваченные танцем, и он прижал ее к стене, покрытой морозными узорами. У него перехватило дыхание. Она до крови впилась зубами в его губу, рассмеялась, а он все равно целовал ее. Не от отчаяния, или надежды, или на прощание, а потому что хотел. Хотел ее целовать. И целовал, пока холодная ночь не отступила, а его тело не вспыхнуло жаром. Целовал, пока огонь не развеял страх, гнев и тяжесть в душе, пока не вернулась способность дышать. А потом задохнулись оба.

И когда они отстранились друг от друга, он чувствовал у себя на губах ее улыбку.

– Я рад, что ты вернулась, – прошептал он.

– Я тоже, – ответила она. Потом заглянула ему в глаза и заявила: – Но турнира не брошу.

Чудо разбилось. Рассыпалось вдребезги. Ее улыбка стала застывшей, дерзкой, и тепла как не бывало.

– Лайла…

– Келл… – передразнила она и высвободилась из его объятий.

– У этой игры есть последствия.

– Я с ними справлюсь.

– Ты меня не слушаешь! – в сердцах воскликнул он.

– Нет, это ты не слушаешь! – огрызнулась она и слизнула кровь с губы. – Я не нуждаюсь в спасителях.

– Лайла, – начал он, но ее уже рядом не было.

– Поверь в меня, – сказала она и открыла дверь. – Все будет хорошо.

Келл долго смотрел ей вслед, надеясь, что она не ошибается.

Ожка забилась в темный уголок под балконом дворцового патио. Капюшон надежно скрывал ярко-красные волосы. В этом диковинном замке над рекой шел какой-то бал. По камням плясали блики света, из-за дверей доносилась музыка. Ледяной воздух обжигал лицо, но Ожка не обращала на это внимания. Она давно привыкла к холоду, к настоящему холоду – зимы в этом Лондоне не шли ни в какое сравнение с ее родным миром.