Книги, изъятые при обыске…

Закончив с заполнением шапки протокола — он печатал одним пальцем, — следователь пару раз ткнул по клавишам и закрыл ноутбук.

— Вопрос первый — что ты делал в зоне КТО?

— Просто стоял. Я не имею права там стоять?

Следователь равнодушно пожал плечами.

— Почему, имеешь. Только никого твои права не е…т.

Он начал перебирать книги.

— Чарльз Тили. Демократия. Джин Шарп. От диктатуры к демократии. Он же — основы ненасильственной борьбы. Мухаммед аль-Ваххаб. Книга единобожия, Отведение сомнений. Саид Кутб. Под сенью Корана. Он же — вехи на пути Аллаха. Распечатки из Интернета.

Следователь отодвинул стопку в сторону.

— Скажешь — не твои?

— Мои.

— Все?

— Все.

Следователь хмыкнул

— Ну, зачем тебе Шарп, понятно. Ты американцам продался. Но зачем тебе Ваххаб и Кутб, а? Ты что — шариатский демократ?

— Чтобы понять.

— Что — понять?

Аслан смотрел на следователя. Вот он ему скажет — и что? Как об стену горох. Но имеет ли он право не сказать? Может, он, как те мученики, должен говорить всем о своих убеждениях и страдать за них?

— Молодые пацаны поднимаются, уходят в горы. Гибнут там. Вам их не жаль? Вы не пробовали понять, почему так происходит?

— Почему? Да просто дел натворили — а чем отвечать, проще в горы подняться, вот и всё.

— Они уходят от несправедливости. Мы живем в несправедливости и не видим ее, она для нас как данность, как норма. Но они не знают о том, что несправедливость — это норма, и пытаются, как могут, исправить ее.

Следователь усмехнулся.

— Бомбы подрывая?

— Они ошибаются. Мы все ошибаемся. Мы слишком эгоистичны, чтобы признать — проблема не в России, проблема в нас. Очень просто ненавидеть Россию — и тут же идти и получать от нее деньги за фиктивную инвалидность. И еще говорить, что эта ложь называется джихадом. Или говорить о нравственности в исламе — и тут же писать флешку и вымогать под нее деньги. Гораздо сложнее признать, что с нами очень многое не так и мы должны измениться.

— Измениться — как?

— Как? Посмотреть на окружающий мир. Он не стоит на месте! С чем мы сверяем свою жизнь? С законами, созданными сто, двести лет назад. С заветами предков. Но мир давно уже не таков. Мир живет на большой скорости, то, что было верным еще вчера, сегодня уже не совсем так, а завтра это устареет окончательно. Мы должны понять, что нас тормозит, и отбросить это. Наши предрассудки. Наша родовая система — для нас сам человек не имеет никакого значения, мы не уважаем человека. Для нас человек — это его род, его туххум, его народ. Но так уже давно никто не живет, разве что только в Африке. Если бы Россия не давала сюда денег, то мы бы и были тут Африкой…

— А ты говоришь, что хочешь отложиться от России…

— Я этого не говорил. Но — да, я хочу, чтобы Дагестан отложился от России. Потому что тогда в республику перестанут приходить незаработанные нами деньги. И тогда мы начнем что-то менять. Пока что Россия не меняется, и мы не меняемся. Россия дает деньги, и ничего менять не нужно…

Следователь прикурил, чиркнув зажигалкой, как будто сделанной из цельного куска золота. Может, она и была сделана из чистого куска золота.