Тогда для чего?
Он думал об этом и приходил к одному — надо. Надо потому, что самостоятельный народ — это взрослый народ, народ, готовый сам принять ответственность за себя. В данном случае решение приняли русские, изгнали их — но они так или иначе получили свободу. Мирно. Впервые за три сотни лет. Впервые все зависит от них. Что они сделают, как они все построят — так и будет. Нет больше России, некого ненавидеть, и клянчить деньги тоже не у кого. Надо работать. И зарабатывать. Как грузины. Если грузины смогли — то и у них получится. Иначе какой они народ, если постоянно нужно русское плечо?
А размежевание тем временем неспешно разворачивалось во всей своей «красе», показывая, что в двадцать первом веке мирный «развод» в государстве ничуть не менее сложен и затратен, чем военный.
Практически никто из «начальства» в республику не вернулся. Похватали манатки и бодро свалили три четверти игроков ФК «Анжи», клуба, в который по указанию федерального центра вбухивали деньги, чтобы отвлечь футболом молодежь от мыслей о джихаде. Те, кому не шепнули на ухо, скрылись в первые два-три дня, уходили в основном через Азербайджан — там на границе до сих пор стояли километровые пробки, и кто-то успел проскочить, пока ошалевшие азербайджанские пограничники не закрыли границу. Для тех, кто не успел, такса стандартная — десять тысяч долларов с человека. Сами пограничники, проводники в приграничных селах, владельцы автобусов за пару дней стали миллионерами. Кто рублевыми, а кто и долларовыми.
Говорили, что в Москве за два дня ушла из продажи вся дорогая недвижимость. Образовывались целые кварталы, населенные элитой с Кавказа. Бизнеры, чиновники, бабы — четкие бомбиты. Да и просто люди, которые не хотели дальше оставаться на Кавказе. Конечно, Аслан Дибиров понимал, что такие будут — но их количество тоже неприятно удивило. Еще больше удивило, с какой злобой и ненавистью отзываются о своей родной земле те, кто выехал в Москву. Опустел Лазурный Берег — город-спутник Махачкалы. Из марины ушли все яхты до единой…
Из аэропортов разом улетели все самолеты, в одну ночь. На Кавказе не было ни одной местной авиакомпании и теперь не осталось ни одного пассажирского самолета, только несколько вертолетов. Большинство вертолетов тоже улетели, улетели и чартеры, которыми пользовались богатые. Авиацию следовало ставить с нуля, остались только аэропорты.
Ночью из Махачкалы тайно ушла ненавидимая всеми «Альфа» — спецназ ФСБ, ушли также часть фээсбэшников и эмвэдэшников. Фээсбэшники захватили с собой все сервера и картотеки, и спецслужб, можно сказать, больше не было. Большая часть полицейских бросила форму, оружие и разбежалась, опасаясь расправ. Военные — те, кто остались, а осталось очень немного — сидели в своих частях, блокированные местными жителями. Местные жители требовали оставить им оружие, военные в ответ заняли круговую оборону… это были уже не те военные, как в Чечне в девяносто первом — девяносто втором, к ним не подойти под прикрытием женщин и детей, сначала следовал выстрел под ноги, потом — обещание стрелять на поражение. Русские были как загнанные звери, особых моральных ограничений у них уже давно не было, и вот-вот могла начаться бойня. Ради этого пришлось направлять к каждой воинской части группы старейшин, и сейчас вопрос шел о порядках и сроке вывода этих войск. Торг шел за оружие, хотя… Аслан не был уверен, что им было нужно это оружие. Чем меньше оружия — тем лучше…