— Я не про старших, Магомед. Я про тебя.
— Ты о чем? Не волоку чо-то.
— Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь — что?
— Че? — не понял Магомед.
— Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки!
— Про шариат не надо, э! — вскинулся один парень.
— Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан?
— Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. Это и есть то, к чему ты стремился?
Девицы, почувствовав неладное, кто отодвинулся от своих кавалеров, кто и вовсе собралась и тихо испарилась.
— А ты к чему стремился, друг? — спросил Магомед.
— Мы стремились к свободе. Только мы понимаем ее по-разному. Ты понимаешь свободу как свободу носить ствол. Я понимаю свободу как свободу говорить, что думаю.
— Так говори. Кто тебе здесь мешает.
— В морду не дадим, э… — хохотнул кто-то.
— Послушай сюда, Аслан, — Магомед смотрел ему в глаза, и в них не было ни капли алкогольного дурмана, только простая и ясная сила. — Я, как и ты, в Европе был. Хаваю я всю эту систему. Это хорошо, что мы отложимся от Русни. Пусть все деньги в республике остаются. Каспий наш, там нефть есть, газ есть, все деньги Русня забирала, а сейчас по-другому все будет, отвечаю. Только что — ты думаешь, что здесь кто-то хочет, чтобы было как в Европе? Так, да?
…
— Так вот, я эту Европу… Здесь не надо Европы, и никогда не будет Европы. Там — тормоза все, русисты, и то сильнее их. Я там был… как-то раз в отеле приглянулась марчела одна. Четкая бомбита, типа, рядом с ней какой-то камень сидел. И знаешь, что я сделал? Я вытянул ее подергаться, она пошла. Потом с танцплощадки я ее в номер свой вытянул и все дыры ее драл, так, да. Аллахом клянусь, не вру. Спускаюсь вниз — а этот тормоз так и сидит, мышуется. Ты хочешь, чтобы и у нас так было, да?
— Ты не понимаешь, о чем ты говоришь.
— Нет, друг, отлично понимаю. Если у них на кармане много — это еще не значит, что мы должны быть похожи на них. Много — придем и отнимем. Посмотри — на Ближнем Востоке тоже бабла много, но там Русни рядом нет, потому и мужчин нет, все как бабы какие-то, астагфируллагъ, несмотря на то, что все мусульмане. И тупые, отец на хадж ездил, приехал, говорит, там все тупые, только денег много. А у нас здесь — нефти много, газа много, но главное — мужчин много. Нефть может кончиться, газ кончится, но храбрые люди в нашем народе не кончатся никогда. В этом и наша сила. Джихад должны возглавить самые достойные и сильные. Мы и будем главные по движению, жи есть. А Европу мы… на бану вертели.