На другой день рано утром он пришел в квартиру Скшетуского.

— Скоро мы будем воевать, пан наместник? Что слышно насчет войны?

— Как вам приспичило! Будьте терпеливы хотя бы до того времени, пока вас не запишут в ряды армии.

Пан Подбипента еще не занял место покойного Закшевского. Он должен был ждать, пока выйдет известный срок, а срок кончался первого апреля.

Но у литвина, верно, была какая-то неотложная надобность, и он продолжал допытываться у наместника.

— А князь ничего не говорил вам об этом деле?

— Ничего. Король до конца своих дней не перестанет думать о войне, но республика ее не хочет.

— В Чигирине говорят, что назревает казацкое восстание?

— Ваш обет, кажется, сильно тяготит вас. Что касается восстания, то знайте, что его раньше весны не будет, а теперь пока еще зима, положим, легкая, но все-таки зима. У нас теперь только 15 февраля, морозы могут еще явиться, а казак не двинется в поле, пока земля не оттает, пока он не может окопаться. Казаки за валом дерутся, как львы, а в открытом поле сражаться не умеют.

— Значит, надо рассчитывать на казаков?

— Как вам сказать? Во всяком случае, если б во время восстания вам и удалось отыскать ваши три головы, еще вопрос, можете ли вы считать себя исполнившим свой обет! Будь это крестоносцы или турки, дело другое, а тут казаки, дети ejusdera martis [22].

— О, Боже великий! Задали вы мне задачу. Что за несчастье! Может быть, ксендз Муховецкий разрешит мои недоразумения, иначе я не буду ни на минуту иметь покоя.

— По всей вероятности, разрешит, так как он человек ученый и благочестивый, только едва ли скажет вам что-нибудь успокоительное. Bellum civile [23] — война меж братьями.

— А если на помощь восставшим придет чужая сила?

— Тогда вы свободно можете осуществить ваши планы. Но я вам скажу одно: ждите, надейтесь и будьте терпеливы.

Увы! Раздавая такие советы, пан Скшетуский сам не умел быть терпеливым. Его охватывала все большая тоска, надоедали придворные пиршества, надоедали привычные лица. Наконец, пан Розван Урсу и паны Бодзинский и Ляссота уехали, все успокоилось, и жизнь вошла в обычную колею. Князь всецело погрузился в рассматривание отчетов своих управляющих, постоянно сидел запершись с ними в своем кабинете, даже отложил на время войсковые смотры и ученья. Шумные офицерские попойки, где велись нескончаемые споры о прошлых войнах, осточертели Скшетускому, и он с ружьем за плечами убегал от них к Солонице, где когда-то Жулкевский беспощадно разбил Лободу, Наливайку и Кремпского. Следы битвы стерлись одинаково и из людской памяти, и с самого поля сражения. Только иногда земля освобождала из своего лона побелевшие кости, а за рекой еще возвышалась высотка, за которую так отчаянно бились запорожцы Лободы и вольницы Наливайки, но и она заросла густым кустарником. Туда-то и скрывался Скшетуский от придворного гомона и, отбросив ружье в сторону, отдавался своим думам; там перед его мысленным взором представал образ любимой им девушки, там, в этой глуши, тоска его мало-помалу стихала.

А весна все приближалась. Начали лить сильные и частые дожди. Солоница превратилась в сплошное болото, и наместник лишился своей единственной отрады. Вместе с тем, росло и его беспокойство. Сначала он питал надежду, что княгине Курцевич удастся как-нибудь спровадить Богуна и приехать вместе с Еленою в Лубны, а теперь и эта надежда угасла. Непогодь испортила все дороги, и степь на несколько миль по обоим берегам Суды сделалась непроходимою; нужно ждать, пока ее не высушат лучи горячего весеннего солнца. Все это время Елена должна была оставаться под опекою людей, которым Скшетуский не верил, — людей, нерасположенных к самому Скшетускому, в настоящей волчьей берлоге. Правда, ввиду собственной пользы они должны сдержать данное слово, да и другого выхода им не представляется; но кто знает, не выдумают ли они еще чего-нибудь, не решатся ли на что-нибудь под влиянием страшного атамана, которого они и любят, и боятся в одно и то же время? Ему нетрудно силою заставить их отдать девушку; подобные случаи бывали не раз. Так, например, в свое время товарищ несчастного Наливайки, Лобода, заставил же пани Поплинскую выдать за него ее воспитанницу, хотя девушка происходила из хорошего шляхетского рода и всею силою души ненавидела атамана. А если неисчислимые богатства Богуна — не выдумка, то он может щедро заплатить им и за девушку, и за утрату Розлог. А потом что? Потом, думал пан Скшетуский, ему с насмешливым соболезнованием сообщат о случившемся, а сами убегут вглубь литовских или мазовецких лесов, где их не настигнет даже всесильная рука князя Вишневецкого. Пана Скшетуского при одной мысли об этом бросало то в жар, то в озноб; он метался из стороны в сторону, проклинал слово, данное им княгине, и не знал, что делать. В характере его лежал неисчерпаемый запас энергии и предприимчивости. Он не ждал того, что пошлет ему судьба; он хватал судьбу за горло и заставлял делать то, что ему угодно, поэтому ему, более чем кому-либо другому, было невыносимо сидеть в Лубнах со связанными руками.