– Тогда у меня к вам второй вопрос, Алекс, – рассмеялся Уильямс. – С какой стати, интересно, вы из философа решили переквалифицироваться в этнографа?

– О, это явилось следствием не зависящих от меня ряда обстоятельств, – уклончиво ответил Алексей Михайлович.

– Я понял вас, Алекс, – учтиво кивнул Уильямс, дав тем самым понять, что дальнейших расспросов не последует. – Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Найти свое место в жизни не так-то уж и легко, как кажется на первый взгляд.

– И тем не менее я абсолютно уверен, что каждый человек должен стремиться к самоутверждению. Разумеется, в соответствии с возможностями, данными ему от природы. В противном же случае он не имеет права называться полноценным человеком, поскольку по сути превращается в обыкновенное животное, способное лишь есть, пить да удовлетворять плотские потребности.

– Алекс, я голосую за вашу жизненную позицию обеими руками!

Когда великолепный рисунок, который язык просто не поворачивался назвать схемой, был готов, Чучанга стал показывать на нем, сверяясь с местностью, перевалы, которые они преодолевали на собачьих упряжках. А Уильямс с Майклом уточняли у него и Воронцова, исполнявшего роль переводчика, особенности рельефа местности на пути к перевалам и, в первую очередь, крутизну их склонов.

– Мне кажется, Уильямс, – заметил Алексей Михайлович, – что не помешало бы проверить этот маршрут прямо на местности. Ведь зимние и летние условия, как известно, существенно различаются. Поэтому предлагаю подъехать непосредственно к подступам Восточного хребта, ибо другие нам будут просто не доступны для обзора. А заодно вы с Майклом смогли бы провести там практическую, так сказать, рекогносцировку.

– Какая же у вас светлая голова, Алекс! – признательно воскликнул Уильямс. – Не устаю всякий раз в том убеждаться. Кстати, а почему бы нам не последовать вашему совету прямо сейчас, не откладывая дело в долгий ящик?

– Все, слава богу, в наших руках. Тогда вперед, друзья!

И четыре всадника, сопровождаемые Кучумом, поскакали по прерии в сторону гор, любовно запечатленных в блокноте карандашом Уильямса.

Обратно возвращались лесом, следуя за Чучангой, который прекрасно в нем ориентировался.

– Крутизна склонов, что и говорить, впечатляет, – задумчиво произнес Уильямс. – Признаться, мы впервые столкнулись со столь высокими горами, – пояснил он Воронцову. – А ведь этот Восточный хребет – самый низкий из тех двух, что мы видели…

– Похоже, – откликнулся Майкл, – придется вести лошадей под уздцы практически от самого подножия.

Помолчали.

– Ох, Майкл, боюсь, хлебнем мы с тобой лиха, пока взберемся со своими лошадками даже на первый перевал Восточного хребта.

– Тоже мне, оракул, – скептически усмехнулся тот. – Я это понял, едва мы подъехали к его подножию.

– Да не расстраивайтесь вы заранее, господа! – попытался успокоить американцев граф. – В конце концов, как говорят у нас в России, не боги горшки обжигают. Мало-помалу, но взберетесь-таки вы на свои перевалы: и на первый, и на второй… Только старайтесь подниматься не вертикально, а под некоторым углом к склону, как бы выписывая серпантин. Конечно, в несколько раз увеличится и расстояние, и затраченное на подъем время, зато сэкономите и свои, и лошадиные силы. Я верно говорю, Чучанга? – спросил он помощника по-тлинкитски, предварительно переведя ему свой совет американцам с английского.