Мы проводили дни вместе, гуляя по городу, захаживая в казино Тибидабо, хотя я ни разу не видела Михаила за азартной игрой, бывали в Лицео… Вечером же мы возвращались в Отель Колумба и Михаил удалялся в свои комнаты.
Я стала замечать, что Михаил часто уходил ночью и возвращался лишь после рассвета. Он говорил, что отлучался по рабочим делам. Но по городу ползло все больше слухов. Мне начинало казаться, что я выхожу замуж за человека, которого знали все, кроме меня самой. Я слышала, как служанки переговаривались у меня за спиной, и видела, как на улицах меня с фальшивыми улыбочками изучали встречные. Очень скоро я стала пленницей собственных подозрений, мучимая одной мыслью: вся эта роскошь вокруг делала меня не более чем предметом обстановки. Еще одним капризом Михаила. Он мог купить что угодно: Королевский театр, Сергея, машины, побрякушки, дворцы. И меня. Каждый раз видя, как он уходит ночью, я терзалась немыслимыми муками, уверенная, что он проводит время в объятьях другой женщины.
Однажды ночью я решила пойти следом, чтобы покончить со всеми загадками.
Мы пришли к старому цеху «Вело Гранелл» возле рынка в Борне. Михаил был один. Мне пришлось забраться в здание через маленькое окошко в переулке. Оказавшись там, я словно попала в страшный сон: вокруг меня были сотни рук, ног, кистей, ступней, стеклянных глаз… сменных частей тела для обездоленных, несчастных людей. Я поспешно миновала это место и вышла в большой полутемный зал с огромными стеклянными цистернами, в которых виднелись неясные силуэты. В центре помещения на стуле сидел Михаил, раскуривая сигару.
— Ты не должна была преследовать меня, — спокойно сказал он.
Я же ответила, что не могу выйти замуж за человека, которого знаю лишь наполовину и с которым провожу только дни.
— В таком случае тебе не понравится то, что ты узнаешь, — намекнул он.
Я сказала, что это неважно и для меня не имеет значения, чем он там занимался, и правду ли говорили в городе. Я лишь хотела участвовать в его жизни полностью. Без недомолвок и загадок. Он согласился, и это означало одно: пути назад уже не было.
Когда Михаил зажег в зале свет, я мигом очнулась от полусна, в котором пребывала последние недели. Я будто попала в ад. В цистернах с формалином хранились трупы людей, которые словно в демоническом балете вращались вокруг собственной оси. На металлическом столе лежало обнаженное тело женщины, разрезанное от низа живота до горла. Ее руки были скрещены на груди, и я заметила, что их суставы сделаны из металла и дерева.
Из горла торчали какие-то трубки, а в бедра были воткнуты бронзовые провода. Кожа ее была полупрозрачной и голубоватой, словно рыбья чешуя. Я молча смотрела на Михаила, а он подошел к телу и грустно взглянул на него.
— Вот что природа творит с собственными детьми. В людских душах нет злобы, лишь простое желание уйти от неизбежной участи. А вот мать-природа дьявольски жестока… Вся моя работа и усилия — не более чем попытка осмеять священный ритуал созидания…
Он взял шприц и наполнил его жидкостью изумрудного цвета из флакончика. Наши глаза на миг встретились, и Михаил проткнул иглой голову трупа, вводя внутрь все содержимое шприца. Сделав это, он стал спокойно наблюдать за неподвижным телом. А потом у меня внутри все похолодело.