— Очень приятно, — наконец вымолвила Мария Шелли протяжно. — Мой отец — человек преклонных лет и очень непостоянного характера. Очень вас прошу не слишком его утомлять.

— Не беспокойтесь, — ответила Марина.

Она жестом показала, чтобы мы следовали за нею. Воистину, Мария Шелли обладала змеиной грацией.

— Вы сказали, что знаете что-то о покойном сеньоре Кольвенике… — сказала она.

— Вы его знали? — спросил я в свою очередь.

Ее лицо осветилось воспоминаниями о других временах.

— На самом деле, нет… Слышала я о нем много, да. В детстве, — добавила она, будто бы разговаривая сама с собой.

Обитые черным бархатом стены были увешаны изображениями святых, дев и великомучеников. Фон же был таким темным, что полностью впитывал слабый свет, который попадал в помещение через щели в занавесках. Мы шли за хозяйкой дома, а я тем временем прикидывал, сколько времени она прожила здесь, вдвоем с отцом.

Выходила ли она замуж, жила ли, любила, чувствовала хоть что-нибудь за пределами этих темных стен?

Мария Шелли остановилась возле двери и постучала костяшками пальцев.

— Отец?

Доктор Джон Шелли, точнее то, что от него осталось, сидел в кресле перед камином, задрапировавшись одеялом. Его дочь оставила нас с ним наедине, и пока она не вышла из комнаты, я не мог оторвать взгляд с ее осиной талии. Старый врач, в котором я с трудом узнал человека с фотографии, молча нас разглядывал. В его глазах читалось недоверие, рука на подлокотнике кресла дрожала. Одеколон не перекрывал исходивший от него запах болезни. Саркастичная улыбка не скрывала неприязни ко всему миру и к своему нынешнему состоянию.

— Время делает с телом то же самое, что глупость с душой, — сказал он, указывая на себя, — гробит. Зачем вы пришли?

— Спросить, не могли бы вы рассказать нам о сеньоре Кольвенике.

— Мог бы, только мне незачем, — отрезал старик. — Я в свое время много чего рассказывал, и все было ложью. Если бы люди говорили хотя бы четверть того, что думают на самом деле, этот мир был бы раем.

— Да, но нам нужна правда, — возразил я.

Старик ухмыльнулся.

— Правда на дороге не валяется, сынок. Ее надо искать.

Я попытался понимающе улыбнуться, но начинал подозревать, что этого человека на слове не поймаешь. Марина, угадав мои опасения, перехватила инициативу.

— Доктор Шелли, — сказала она ласково, — в наши руки случайно попала коллекция фотографий, которая может иметь отношение к сеньору Михаилу Кольвенику. На одном из снимков изображены вы с одним из своих пациентов. Именно поэтому мы взяли на себя смелость вас побеспокоить, надеясь вернуть коллекцию законному хозяину или другому человеку, который имеет на нее права.

На этот раз в ответ не прозвучало ядовитой фразы. Врач смотрел на Марину, не скрывая своего удивления. Почему же мне не пришла в голову такая хитрость? Я решил, что лучше мне уступить право вести беседу Марине.

— Понятия не имею ни о каких фотографиях, сеньорита…

— Речь идет о снимках пациентов с врожденными уродствами, — пояснила Марина.

В глазах доктора зажегся огонек — нам удалось затронуть какие-то струны. Все-таки в этом человеке еще теплилась жизнь.