Большая круглая сцена была вымощена плитами из спрессованной кварцевой и гранитной крошки, и мутное зарево радиоактивных облаков отражалось от нее слабым мерцанием. Осадки из короткоживущих изотопов после ядерных взрывов стерли звезды с неба, но Пертурабо все равно мог различить грязное пятно сильной варп-аномалии в дальнем северо-западном рукаве Галактики. От этой планеты до нее было гораздо ближе, и он даже видел отростки, которые тянулись от аномалии — тянулись к нему, искали его, подступали вплотную, словно хотели унести его с поверхности Гидры Кордатус.
Не имело значения, сколько световых лет отделяет его от этого варп-шторма: Пертурабо всегда чувствовал его, всегда, с любой планеты видел его отсвет в небе, но не знал, чему обязан такой способностью. Может быть, его органы чувств были намеренно устроены таким образом, точно так же, как Сангвиний был создан крылатым, а Коракс — наделен удивительными глазами. Возможно, причиной был сбой в его генетике, однако он обладал этим то ли даром, то ли проклятием, сколько себя помнил. Как только он узнал кое-что о природе этой аномалии, она постоянно вторгалась в его сны, вызывала кошмары и преследовала наяву.
Однажды он спросил у Ферруса, видят ли этот шторм его серебристые глаза, на что брат лишь покачал головой и смерил Пертурабо слегка презрительным взглядом, словно тот признался в каком-то тайном пороке или изъяне. Больше они на эту тему не заговаривали.
Пертурабо отогнал воспоминания и вызванное ими двойственное чувство: Феррус мертв, а его убийца сейчас стоит перед ним.
Облик Фулгрима на этот раз больше напоминал времена Исствана-V: примарх был облачен в пурпурную броню, пластины которой переливались оттенками цвета от светлого до более темного. На одно плечо был наброшен подбитый мехом плащ, на поясе — золотой меч с рукояткой, обтянутой черной кожей, тот самый, который Феррус выковал в кузнях Терраватта на горе Народная.
Белые волосы Фулгрима были заплетены во множество аккуратных косичек, которые были стянуты на затылке и перевиты в жгут, лежавший на правом плече подобно спящей змее. В отблесках светильников глаза примарха казались еще темнее. Пертурабо с облегчением заметил, что он явился без своих капитанов, избрав эльдар, которого называл Каручи Вора, единственным спутником на этот вечер историй.
— Я был уверен, что ты не разочаруешь меня, брат, — сказал Фулгрим и медленно развел поднятые руки, подразумевая грандиозное сооружение, построенное для него. — Это шедевр архитектурного искусства, который достоин самой лучшей драмы. Скажи, похоже ли воплощение твоей мечты на то, какой ты ее изначально представлял?
— Сходство близкое.
— Но не полное?
— Полного никогда не бывает.
— Это пока, — заметил Фулгрим и шагнул ему навстречу, намереваясь обнять брата.
Оба примарха обнялись под гром аплодисментов, которые бесконечным эхом разнеслись по Талиакрону. Фулгрим добродушно похлопал брата по спине и расцеловал в обе щеки, но Пертурабо такие жесты были совершенно чужды, и он понятия не имел, как нужно реагировать. Волосы Фулгрима были умащены столь ароматными маслами, что он не мог не вдохнуть их соблазнительный запах.