По крайней мере так он думал — пока не увидел на сцене Фулгрима. Воспоминания о том, что сделал Фениксиец, разрушили его самообладание с той же легкостью, с какой лазерный резак проходит сквозь пластек. Если бы не вмешательство Шарроукина, он мог бы даже выдать их укрытие.

— Ты прав, — согласился Велунд, стараясь выровнять дыхание. — Я позорю себя, проявляя слабость.

— Ненавидеть их — не слабость, — отозвался Шарроукин. — Используй свою ненависть, брат, оттачивай ее как оружие, занесенное для удара, и тогда в нужный момент она станет еще сокрушительнее.

Даже проявляя столь несвойственное ему красноречие, Ворон оставался неподвижным, все так же прижимая к окуляру прицел карабина.

— Неужели ты сможешь отсюда попасть? — спросил Велунд, подготавливая оборудование вокс-вора и устанавливая ничем не примечательную черную коробку на штатив. Из его наруча вылезло несколько матово-черных кабелей, которые он воткнул в заднюю часть устройства, тут же возвестившего о начале работы тихим жужжанием.

— Да, правда, они находятся на пределе эффективной дальности моего карабина-игольника, не говоря уже о том, что это примархи.

— Но искушение есть?

— Еще какое, — сказал Шарроукин, продевая тонкий палец в спусковую скобу и слегка надавливая. Дальномер щелкнул, откалибровывая нарезку ствола. — Может, я выстрелю, только чтобы посмотреть, соответствует ли этот твой «Грозовой орел» заявленным качествам.

— Поверь, у этих предателей нет ничего летающего, что могло бы его догнать.

— Я тебе верю, но будем надеяться, что проверять это на деле не придется.

Вокс-вор чирикнул, когда Велунд захватил в фокус трех людей в центре амфитеатра, и внутри прибора раздалось щелканье поворачивающихся шестеренок — запись началась. Велунд говорил Шарроукину, что услышать разговор они смогут и без прибора, но Шарроукин был прав: даже несмотря на свое состояние, капитан Брантан захочет сам услышать слова предателей, прежде чем назначать им план действий.

Да, Железные Руки оказались разгромлены в результате предательства на черных песках: их ветераны были уничтожены, их богоподобный отец — сражен вероломным братом, но это лишь сделало их еще опаснее. Как оглушенный боец, поднимающийся после каждого падения, Железные Руки вернулись в бой сильнее, чем прежде.

Велунд переключился с мыслей о возмездии на людей, стоящих внизу; примарх Железных Воинов кружил возле худого человека, закутанного в скрывавшие его одежды. Кто был этот человек, признанный достаточно важным, чтобы получить право находиться рядом с двумя примархами, являлось загадкой, но уже сам факт его присутствия здесь говорил о том, что он был достоин внимания.

Слова двух примархов-предателей взлетали к самым верхним рядам огромного амфитеатра. Шарроукин и Велунд с возрастающим ужасом слушали их разговор, в котором Фениксиец объяснял, зачем явился на Гидру Кордатус.

— Трон… — зарычал Велунд.

— Это еще слабо сказано, — прошептал Шарроукин.

— Думаю, тебе все же следует выстрелить.

Шарроукин щелкнул предохранителем и сказал:

— Думаю, ты прав.