Она принципиальна и тверда, непочтительные поступки в ее присутствии не проходят. Она взрослый человек, который полностью знает детей и видит в них граждан, личности и души. И, поскольку она уважает детей, ее уважают дети. Все. Она – богиня, ниспосланная вселенной по милости звезд.

Ее зовут Дженни.

Дженни Маккарти.

Я не шучу.

Она полная тезка известной телезвезды. Телезвезды, чьи идеи насчет прививок моя Дженни Маккарти не только разделяет, но и хочет, чтобы я рассказала о них вам.

Дженни Маккарти говорит: прививайте своих детей.

Я наняла Дженни Маккарти через пятнадцать минут после нашего знакомства. По крайней мере, попыталась. Она сопротивлялась. У нее были вопросы. Она допрашивала меня. Я нервничала. Я сразу же поняла, что Дженни Маккарти – человек, который нужен мне в моем доме, в моей семье, моим детям. Я хотела узнать ее и хотела, чтобы она узнала нас. Как сказала бы Оливия Поуп, доверяй своим инстинктам. Я доверилась своим инстинктам. Я знала, что Дженни Маккарти – наш человек. У нее доброе сердце.

Как-то раз, пытаясь рассказать о ней кому-то, я назвала ее Мэри Поппинс новой волны, но на самом деле это не так. Она не в пример круче, чем эта фря Поппинс. Вы когда-нибудь смотрели фильм про нее во взрослом возрасте? Я имею в виду – по-настоящему, не отрываясь от экрана – смотрели его во взрослом возрасте? Ибо если вы спросите меня, то Мэри Поппинс не слишком хорошая нянька. У нее только и было, что сумка с несметным числом предметов и потрясный зонтик. И я совершенно уверена, что она принимала наркотики и занималась сексом с тем трубочистом.

Примерно через две недели после того, как Дженни начала работать в моем доме, она задумчиво посмотрела на меня и проговорила:

– Знаете, я ведь и ваша няня тоже. Потому что, Шонда, вам нужна няня.

Я вот думаю: может, мне следовало оскорбиться? В смысле она же действительно взяла и назвала меня ребенком. Верно? Мне следовало ощутить какое-то возмущение или обиду. Но я, как ни ошеломительно, ощутила облегчение.

Я сражалась на переднем крае, стараясь всеми силами противостоять врагу. Но я была вся в ранах и синяках. Повсюду валились бомбы, я то и дело обходила на цыпочках противопехотные мины. Я хотела домой. Я безнадежно проигрывала в «мамской войне».

Не знаю насчет вас, но ошибки и неверные шаги, которые я совершала с тех пор, как стала матерью… До появления детей моя уверенность была неуязвима. Теперь же она разлетается в осколки ежедневно. Я не понимаю, что делаю. Учебников нет. Контрольного перечня нет. Никто не дает уроков. Эти крохотные человечки загоняют меня, окружают в тылу противника. Я пошла воевать добровольцем, но по верным ли причинам я это сделала? Боюсь, что единственное, чего мне хотелось, – хорошо выглядеть в военной форме. Или, может быть, участвовать в концертных бригадах – петь перед солдатами.

Впрочем, петь я не умею. Зато умею играть на гобое. Дайте мне шанс – и я чертовски хорошо сыграю солдатам на гобое. А вместо этого я сражаюсь. На фронте. Держа в руках оружие. Я не так отважна, как другие. Не так умна, не так сильна, не так уверена, как могу притвориться.