Наше с Гюрзой столкновение происходило в полной тишине, мы не тратили силы на взаимные оскорбления. И только когда из кабинета раздался грохот от моего падения, Кап Капыч бросился туда и застал такую картину.

Я лежу на полу, а Гюрза, в разорванной блузке и с окровавленной шеей, попирает меня ногами. Петя ахнул и бросился спасать мою жизнь. Одним мощным движением плеча он отправила Гюрзу в угол, причем приземлилась она головой. Кап Капыч у нас человек мирный, но здоровый, силушкой Бог не обидел, а тут еще он очень волновался за меня. Словом, Гюрза получила по полной программе: сначала порвали дорогую шелковую блузку и бюстгальтер, потом расцарапали шею, да еще стукнули головой об стену.

Я же, как оказалось, ничего особенного себе не повредила, если не считать выдранного клока волос. Небольшая плата за полученное удовольствие!

Гюрза очухалась и рыдала в углу от бессильной злобы. Петя удостоверился, что слезы у нее самые настоящие и проникся к начальнице сочувствием. Все-таки доброе у него сердце!

Он достал откуда-то пузырек с перекисью водорода и обработал царапины, потом, вооружившись иголкой с ниткой, приметал воротник блузки и зашил ее наглухо, чтобы не возиться с пуговицами, так что снять блузку с Гюрзы теперь можно было только вместе с головой.

Пока он так суетился и ласково гудел над Гюрзой, как шмель на весеннем солнышке, я в одиночестве зализывала раны на рабочем месте. Никаких синяков и ссадин у себя я не нашла и осталась очень этим довольна.

– Ну, ты даешь, – сообщил Петя, вернувшись наконец из кабинета, – что это на тебя нашло? Так и убить ведь могла…

Я находилась в чудном расположении духа, так что просто поцеловала Кап Капыча в щечку и удалилась, напевая вполголоса любимый романс Анны Леопольдовны:

– Ах, зачем эта ночь так была хороша!

Не болела бы грудь… У кого она есть, конечно…

Наутро я поднялась очень рано.

В прихожей Леопольдовна чистила мужской костюм.

– Анна Леопольдовна, чего-то вы с утра такая мрачная? – спросила я, остановившись рядом с ней и сонно потягиваясь.

Признаюсь честно, что люблю наблюдать за трудовым процессом. Как верно замечал бедняга Мишка Котенкин, на три вещи можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и на то, как другие вместо тебя работают.

Леопольдовна мрачно на меня оглянулась и недовольно фыркнула:

– Совсем мать твоя сдурела, нянчится с этим своим старичком, как с младенцем. Кормит его, поит, пылинки сдувает… Вот костюм велела почистить… А он-то, старый греховодник, все по сторонам зыркает! Видела я, как он с Ираидой переглядывался! Тьфу! – Леопольдовна отвернулась и еще активнее заработала щеткой.

Леопольдовна у нас отличается тем, что когда что-нибудь думает о человеке, то сразу же это и говорит. Впрочем, у многих старух такая позиция, их мало волнует, что люди могут обидеться. А которые не обидятся, те разозлятся, а которые не разозлятся, тем вовсе не интересно слушать, что про них думает старуха домработница. Все двери в прихожую были плотно закрыты, так что оставалась надежда, что Петр Ильич не расслышал. Впрочем, Леопольдовна говорила все это именно для мамули.