Он поблагодарил меня, сказал, что будет рад, если имение перейдет в руки народа, и ушел.

В его глазах было столько усталости, столько, как мне показалось, безысходной тоски за бесцельно, для кого-то другого прожитую жизнь, что я, глядя ему вслед, пока он, сутулясь и чуть прихрамывая, шел к двери, почувствовал к нему симпатию.

…Не задерживаясь больше в кабинете, мы спустились по лестнице вниз.

С Гофманом, помощником бургомистра, мы столкнулись у самой машины. Я подумал, что майор правильно сделал, пригласив его ехать с нами. Несмотря на свою сравнительную молодость — ему было немногим больше тридцати лет, — Гофман пользовался среди населения большим авторитетом. Бывший рабочий-металлист, он шесть последних лет просидел в концентрационном лагере. Гофман был всегда уравновешен и удивительно вежлив даже с противниками, что не мешало ему, однако, быть достаточно твердым и решительным в своих действиях.

Через несколько минут последние домики города остались позади, и Шмидт, сидевший между мной и Гофманом, рассказал нам все, что знал.

Он живет вместе со своей женой Мартой в небольшом флигельке, примыкающем к дому со стороны парка.

Вчера вечером они легли спать намного позже обычного. Ночью он проснулся от какого-то шума. Это не могло ему показаться, потому что Марта проснулась тоже. Они долго прислушивались, но все было тихо. Только за окном шумел легкий дождь, и они решили, что разбудил их, вероятно, первый весенний гром. Он очень хорошо помнит, когда это было, — часы пробили два удара.

Утром, как всегда, ровно в шесть он вышел в парк. Обычно управляющий уже вставал в это время, но на этот раз в доме было тихо. Не вышел никто из его дверей и еще спустя полчаса. Витлинг ночевал в доме один. С ним жил еще Герхардт, исполняющий обязанности дворника, но в эту ночь его не было дома. Он ушел в соседнее селение к своей племяннице. Шмидт заглянул в окно комнаты управляющего, которое выходило в сад, и увидел его лежащим без движения на кровати. На лице его была кровь.

Страшно перепугавшись, Шмидт заложил в тележку лошадь и, оставив Марту в еще большем испуге, приехал в город прямо в комендатуру.

Вот все, что он знал.

— И вы не попытались проникнуть в комнату через окно? — спросил я, когда Шмидт кончил. — Ведь возможно, он был еще жив и ему могла понадобиться ваша помощь.

— Проникнуть внутрь? — Шмидт испуганно развел руками. — Но я уже говорил герру майору, что на окне массивная решетка. В доме во всех окнах первого этажа такие решетки.

На несколько минут воцарилось молчание. Машина плавно неслась по натертому до блеска скатами асфальту.

Неторопливо отодвигались назад невысокие пологие горы, сплошь покрытые зеленью сосен. Ветер, дувший прямо в лицо, нес запах хвои и цветов.

— Вы знали управляющего, Гофман? — вдруг спросил майор.

Гофман кивнул головой.

— Знал, хотя и видел его в последний раз перед войной. Я давно хотел посетить имение, но никак не мог выкроить для этого время. Вчера утром он приезжал ко мне по каким-то делам, но меня целый день не было, и его попросили зайти в понедельник. Теперь я жалею об этом.