Дэн Баньян протягивает мне таблетку. Говорит, если надо – бери. Просто так, безвозмездно. Мне не придется отсасывать у него – и вообще ничего не придется.
Мистер Бакарди хватается за медальон у себя на шее, открывает его, смотрит на то, что внутри.
Я знаю этот медальон, я его видел. На шее у мамы в «Рабочих ртах округа Мэдисон». Это ее медальон, Касси Райт. И сейчас он у мистера Бакарди.
– Одна ошибка, – говорит Дэн Баньян, – и потом хоть убейся, все равно ничего не исправишь. – Свободной рукой он берет мою руку. Его пальцы – горячие, как при очень высокой температуре. Они пульсируют в ритме его учащенного сердцебиения.
Он поворачивает мою руку ладонью вверх и говорит:
– Ты можешь работать, как проклятый, можешь стать самым умным и вообще распрекрасным, но никто не забудет о том, что однажды ты совершил ошибку. – Он кладет мне на ладонь голубую таблетку и говорит: – Один неверный шаг – и все, считай, ты покойник. Потому что жизнь кончена.
Мистер Бакарди смотрит на таблетку внутри маминого медальона.
– Так что вот… хорошо бы, чтобы кто-то сегодня умер, – говорит Дэн Баньян, – иначе мне остается одна дорога. Назад в Оклахому.
И он складывает мои пальцы в кулак – с голубой таблеткой, зажатой внутри.
19. Мистер 137
Когда я в последний раз видел Оклахому, я искренне верил, что вижу ее именно что в последний раз. Представьте себе огромное синее небо, которое смыкается с грязью, повсюду вокруг. Камни и грязь тянутся до горизонта – во всех направлениях, куда ни глянь. Камни, грязь и еще это солнце, которое всегда в зените. Полуденный гудок, ревущий на каланче добровольческой пожарной части. Камни, грязь и мой добрый, бесхитростный, добродушный отец, который пошел проводить меня на остановку, где мне предстояло сесть на междугородний автобус и уехать в большой город, полный скверны и разнообразных соблазнов.
Беседуя с девочкой-ассистенткой, я говорю, если бы штат Оклахома был таким же, как в мюзикле с одноименным названием, я бы, наверное, остался там и никуда не уехал. Ковбои, отбивающие чечетку на площадках железнодорожных вагонов. Глория Грэм. Колоритные цыгане. Феерические танцевальные номера в постановке Марты Грэхем.
Я тяну руку и двумя пальцами снимаю особенно крупную чешуйку перхоти с плеча черного свитера ассистентки. На ощупь – 50 процентов акрила, 50 процентов хлопка. Рукава реглан, высокий воротник под горло. Свитер связан резинкой. Весь в затяжках и петлях. Совершенно кошмарный.
Я щелкаю ногтями и отбрасываю белую чешуйку.
На мистере Тото, рядом с поддельным автографом Глории Грэм, написано: «Разве можно тебе отказать?!»
Наблюдая за белой чешуйкой, как она летит и исчезает в дрожащем мерцании телеэкранов, ассистентка говорит:
– Я пользуюсь ее шампунем… – Она кивает на экран над нами, где Касси Райт оказалась в ловушке тоталитарного научно-фантастического будущего. По сценарию она осталась единственной секс-бомбой на всю страну. Все остальные погибли из-за войны и утечки токсичных отходов. Касси – последняя уцелевшая «горячая штучка», в связи с чем ее принуждают ходить в микроскопических трусиках «танга», поддерживающем бюстгальтере и туфлях на высоченных шпильках, и давать каждому, кто захочет, и отсасывать у всех мужиков в правительстве этого фашистского, псевдорелигиозного, теократического государства, где все построено на ветхозаветных законах. Фильм называется «История секс-служанки».