Но тот фильм про гондон, с тех пор он висел над ним, словно дамоклов меч.

– Сняться в гейском гэнг-бэнге – на такое пойдешь только от окончательной безысходности, – говорит он, махнув рукой, и обводит взглядом помещение. – Каждый из нас в этой комнате, и ты сам, и все остальные… не важно, что ты будешь делать там, наверху… скажешь Касси Райт, что ты ее любишь, или трахнешь ее, или сделаешь и то и другое… потом можешь не ждать, что когда-нибудь тебя пригласят заседать в Верховном суде.

Он говорит, съемки в порно – это такая работа, за которую берешься, когда никаких других надежд уже не остается.

Дэн Баньян говорит, что половина парней, собравшихся здесь сегодня, – они пришли по совету своих агентов, чтобы «засветиться» на этом проекте. Все, кто причастен к порноиндустрии, все ждут, что сегодня Касси Райт умрет, и для актеров, которые были участниками событий, это вроде как станет хорошим трамплином для начала карьеры. Ну или для продолжения забуксовавшей карьеры.

– Только между нами, малыш, – говорит Дэн Баньян и показывает на меня, а потом на себя, – когда твой агент отправляет тебя трахать мертвую женщину, это значит, что твою карьеру уже можно спускать в унитаз.

Чуть в стороне от нас мистер Бакарди жмет пальцами себе на живот и говорит:

– Может быть, если как следует подкачать ноги…

Он подносит к лицу растопыренные ладони, смотрит на них, поворачивает тыльной стороной вверх. Смотрит и говорит:

– Сейчас в каждом салоне можно сделать микродермабразию, чтобы кожа снова была молодой.

Оттянув кожу над тазовой костью, он говорит:

– Может быть, стоит подумать о липосакции. Об имплантации икроножных мышц. И пекторальных мышц тоже…

Дэн Баньян поднимает своего пса, смотрит в его пуговичные глаза и говорит:

– С собой всегда можно договориться.

На телеэкранах вверху – сцена, в которой мистер Бакарди вставляет моей маме сзади. При каждом толчке его дряблые, отвисшие яйца пожилого коня раскачиваются и бьются о выбритую полосу кожи между влагалищем и анальным отверстием моей мамы. Об эту ничейную землю. О нейтральную полосу.

Парень, который был Дэном Баньяном, он говорит, что единственный способ вытерпеть съемки в гейском гэнг-бэнге, когда толпа мужиков поочередно протягивает тебя в зад, – это расслабиться. По-настоящему. Дыши глубже, расслабься. Забудь о том, как тебя приучали в горшку. Представляй себе милые картинки с котятами и щенками. Он говорит, ты стоишь на коленях на краю кровати, а к тебе подходят пять здоровенных парней и заправляют тебе в карий глаз, по несколько фрикций каждый. Эти пятеро поочередно спускают тебе на спину. Потом подходят еще пятеро парней. И еще, и еще. На самом деле он не считал, сколько их было. Сначала начал считать, а потом сбился со счета. Он принял неслабую дозу кетамина, и это ему помогло.

Моя мама, там, наверху, за этой запертой дверью, под светом ярких прожекторов.

Дэн Баньян снова глядит в потолок и смеется.

Он говорит:

– Это не так романтично, как кажется.

Он говорит, что даже теперь, по прошествии стольких лет – засунь ему что-нибудь в задницу, и он с ходу определит, что это было. «Trojan» или «Sheik». Резина, латекс или шкурка ягненка. Не глядя, лишь по тактильному ощущению, он сможет назвать даже цвет презерватива.