Подлинный факт.

Нехорошая мысль укоренится в тебе и прорастет.

Мисс Райт, ее темные очки отражают меня. Отражают, как я раскрываю папку. Достаю контракт. Снимаю с ручки колпачок и протягиваю ее через столик. Мое лицо – совершенно спокойное и уверенное. Мои немигающие глаза. Мой твидовый костюм.

Ее губы произнесли:

– Кажется, я чувствую запах шампуня «Тридцать три удовольствия»?

Она улыбнулась:

– Так кто эта…

Римская императрица Мессалина.

– Мессалина, – повторила мисс Райт и взяла ручку.

Этот малыш, номер 72, разыскать его – проще простого. Теперь, когда его розы начали рассыпаться, за ним по всей комнате тянется след из увядших лепестков. Чувак номер 72, этот мальчик – лепестки белых роз осыпаются, тянутся следом за ним, пока он ходит за Шейлой и спрашивает у нее:

– А когда моя очередь? Уже скоро?

Глядя на цветы у себя в руках, он говорит:

– Это правда?

Он говорит:

– Думаешь, она умрет?

Чувак номер 137, который с телевидения, говорит:

– Да, девушка, когда можно будет взглянуть на тело?

Малыш номер 72 говорит:

– Не смешно.

И эта девочка, Шейла, она говорит:

– А с чего бы мисс Райт умирать?

Нас здесь шестьсот мужиков, дожидающихся своей очереди. В этой комнате. Мы вдыхаем и выдыхаем все тот же воздух уже по третьему или четвертому кругу. Кислорода почти не осталось – только сладкая вонь лака для волос. Одеколона «Stetson». «Old Spice». «Polo». Кисловатый дым марихуаны из крошечных трубок. Чуваки, стоящие у буфета, поглощают пончики в сахарной пудре, начо с сыром и перцем чили, арахисовое масло. Они глотают и одновременно пердят. Их отрыжка – испарения черного кофе, киснущего в желудках, – выходит наружу сквозь комки «Juicy Fruit». Запах розовой жевательной резинки или политого маслом попкорна. Едкий химический запах фломастера Шейлы. То, что осталось от запаха роз в руках у малыша.

Запах раздевалки спортивного клуба – от босых ног какого-то чувака. Мы вдыхаем его, словно запах тех французских сыров с ароматом кроссовок, которые ты носил целый год в школе на физкультуру и ни разу не потрудился помыть и проветрить.

Куэрво нанес такой толстый слой автозагара, что его локти липнут к бокам. Ноги липнут к бетонному полу. Когда Куэрво делает шаг, его кожа отлепляется от пола со звуком бинта, который резко сдирают с раны.

В туалете – единственном на шестьсот человек – пол залит мочой, так что чувакам приходится мочиться, стоя у двери и изо всех сил стараясь попасть в унитаз или раковину. Запах, идущий от этой двери, – тот же запах ты чувствуешь, когда спокойно идешь по улице, и вдруг нога не отталкивается, а скользит, и ты понимаешь, что вляпался в собачье дерьмо, еще до того, как тебе в ноздри бьет запах, который потом намертво прилипает к подошве ботинка.

Куэрво поднимает руку, производя этот самый звук отрываемого бинта, когда кожа отклеивается от кожи, щедро намазанной бронзером. Куэрво поднимает локоть, нюхает свою подмышку и говорит:

– Надо бы побольше одеколона.

От малыша, номера 72, пахнет свежим дезодорирующим мылом. Мятным зубным эликсиром.

Я бросаю приманку, спрашиваю чувака, номера 137, в первый ли раз он работает перед камерой?