– Следуйте за мной.

А потом развернулся и пошел вперед, нырнув в правую дверь.

Максим тяжело вздохнул. Вручил лейб-гвардии поручику свою трость, нисколько не заботясь о ее судьбе, и, собрав волю в кулак, двинулся за полковником чеканным шагом. Было больно. Но он уже догадался, зачем его пригласили. И что там, в Георгиевском зале Зимнего дворца, судя по гулу шепотков, уже собралась целая толпа народа. А значит, что? Правильно. Нужно производить впечатление.

Вошел.

Весь Большой тронный зал был заполнен людьми, стоящими по левую и правую стороны от просторного прохода в центре.

Максим выдвинулся вперед и остановился на указанном ему месте. Вытянулся по стойке «смирно», удерживая головной убор в правой руке, а левую опустив на рукоятку уставной шашки. Его широкие плечи хорошо тренированного тела были расправлены и производили самое благоприятное впечатление. Равно как и выбритая голова. Вся. Он не носил ни усов, ни бороды, ни бакенбард. Даже сверху волос не имелось – тщательно выскобленная кожа сверкала. Но ему этот образ шел – его волевое лицо с правильными чертами и идеальной геометрией черепа напоминало скульптуру. Что в сочетании с крепкой «рамой» выгодно отличало на фоне остальных офицеров…

Император сидел на троне и задумчиво рассматривал странного поручика. Ни радости в глазах Максима, ни восторгов. Спокойный. Уверенный в себе. Даже слегка хмурый и словно бы чем-то недовольный. Вроде как оторвали от дела всякой суетой.

Награждение начали издалека. Точнее, с фундамента, без которого не было никакой возможности оформлять приказы. За неимением возможности установить личность потерявшего память поручика, ему решили присвоить фамилию. Если бы не было такого резонанса, обошлись бы чем-нибудь банальным вроде «Непомнящего» или «Беспамятного». Но все вышло куда как интереснее.

Дело в том, что светлейший князь Иван Николаевич Меншиков-Корейша[42] в свои сорок восемь лет был хоть и женат, но бездетен. То есть с его смертью род Меншиковых должен был угаснуть. Вновь. Не прошло и поколения.

Впечатленный подвигами поручика, светлейший князь подсуетился, заявив, что такой офицер сможет лучшим образом продолжить славные традиции его семейства. И походатайствовал об усыновлении. Тем более что Максим имел с ним определенные сходства как по лицу, так и по конституции. Такой же крепкий и широкоплечий, только ростом выше. Не копия, конечно, но поставь рядом и скажи, что отец и сын – никто и сомневаться не станет. Очень удачное в этом плане обстоятельство.

От такой новости поручик мысленно выругался. Грязно. Становиться «Корейкой», как он мысленно себя окрестил, он совсем не желал. Но обошлось. Согласно зачитанной «бумажке» Максим наделялся усеченной фамилией «Меншиков», за ним признавалось право потомственного дворянства, но без титулов. Разве что герб пожаловали, но тоже усеченный – в виде кусочка оригинального княжеского варианта – восставший красный лев на серебряном поле. Этот образ как нельзя лучше подходил под характер парня.

Однако без острых нюансов не обошлось.

Отчество поручику поменяли, назвав Ивановичем. По нормам усыновление это было совсем необязательно. Особенно при сознательном возрасте человека, принимаемого в семью. Поэтому для всех окружающих данный «акт усыновления» выглядел более чем забавно. С одной стороны, сыну передавалась лишь часть фамилии и герба. Так обычно поступали с бастардами. С другой стороны, немалое внешнее сходство, только закреплявшее дурные мысли. С третьей – возраст. Максиму по документам усыновления поставили день рождения 12 августа 1889 года с именинами в честь Максима Грека. То есть Ивану Николаевичу в момент рождения парня было двадцать четыре года. Лихой гусар Сумского полка