Нжала и Артур, с некоторым удивлением наблюдавшие за Смитом, одновременно обернулись и увидели Эрминтруду.

– Эрминтруда, зайка моя, – сказал Нжала, – что ты тут делаешь?

– Прости, – пробормотала она, – не знала, что ты не один. – Она попыталась подавить зевок, но не сильно в этом преуспела.

– Выведи ее отсюда, Артур. И на этот раз сделай так, чтобы она больше вообще не появлялась.

Артур взял ее за руку, пробормотал что-то подбадривающее, и она пошла за ним, как ребенок во сне.

Смит, и так отличавшийся немалым ростом, рядом с сидящим и все еще смотрящим на него Нжала чувствовал себя еще выше и почему-то даже смешным. Он резко сел.

– Во всяком случае, – как ни в чем не бывало продолжил Нжала, – отель битком набит полицейскими, и я действительно не понимаю, как я могу быть в большей безопасности в каком-то полуразвалившемся доме у черта на куличках.

– Ну, для начала, мы смогли бы совершенно его изолировать.

– Как раз то, чего я боялся.

– Дня вашей же безопасности, разумеется. И это действительно необходимо...

– Прошу прощения, мистер Смит, нет, нет и еще раз нет. Если вы хотите охранять меня, охраняйте здесь. В дорогом старом грязном Лондоне.

Этим утром Эббот тоже встал рано и первым делом убедился в том, что квартира все еще под наблюдением, хотя сменились и сами наблюдатели, и их машины (дневная смена, предположил он). Он считал, что через пару дней слежка прекратится, или, во всяком случае, будет не такой интенсивной, что позволит ему сделать свой первый шаг без значительных затруднений.

Он составил короткий список лучших отелей Лондона и нашел их телефонные номера, затем позавтракал с Джоан, вежливо слушая ее поразительно непоследовательную болтовню про служебные отношения, корпоративные романы (она работала в экспертно-статистическом отделе огромной страховой компании), растущие цены, полпенни там, пенни здесь, так что сначала незаметно, а потом, о Боже мой...

Эббот отключил голову и просто сидел, не воспринимая то, что говорилось вокруг. Эту привычку он приобрел за годы жизни в браке, и она легко вернулась к нему здесь и сейчас.

Она говорила и говорила, нервно стараясь заполнить паузы, которые ненавидела и которых попросту боялась. Ей казалось, что тишина – это черная пустота, в которой отношения погибают от нехватки слов. Конечно, она понимала, что большинство отношений, наоборот, погибают от переизбытка слов, но, подобно многим людям, не давала фактам разрушить вполне утешительную иллюзию.

Он заметил, что Джоан тщательно причесалась, накрасилась и надела облегающий халат, который подчеркивал плавные изгибы ее тела. Это была отчаянная мера – она всегда ужасно выглядела за завтраком. Ричарду неожиданно стало ее отчаянно жаль.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он. – Правда.

Ошибка. Малейшее проявление жалости – страшная вещь. Поток слов прекратился. Она смотрела на него.

– Господи, если бы ты знал, как мне одиноко в этих чертовых казармах.

– Конечно, у тебя... есть друзья.

Опрометчивое замечание, но Эббот пытался отвлечь ее внимание от себя самой, что ему, разумеется, не удалось.