Маркел Антонович долго испытующе глядел на Рубчика, а потом приказал Прохору запереть парня в кладовке, пока будет решать его судьбу. Когда Прохор вернулся, Тимофеев указал ему на тот самый стул, где недавно сидел Сёмка.

— Малец вроде не врет, — сказал он.

Прохор Силантьевич кивнул.

Маркел Антонович задумался.

— Так что, — спросил Прохор осторожно. — Может, того?.. — Он сжал кулак.

— Погоди. Я дам ему одно дельце… — сказал Маркел Антонович. — Верни парню нож и зови снова сюда, пока он не обделался.

С колбасой закончили быстро. Мирон куском хлеба вытер стенки горшка и, придерживая ладонью крошки, отправил хлеб в рот. Захар Борисович собрался продолжить разговор, но тут из соседней комнаты раздался слабый стон. Архипов удивленно посмотрел на Скопина.

— Кто это?

— А! — махнул Скопин. — Мирон тут у нас благодетелем заделался.

Казак поковырял пальцем в зубах.

— И что? Плохо разве сделал? Что ей, пропадать? Чай, не собачонка, а человек.

— Женщина? — спросил Архипов.

— Это как посмотреть, — поморщился Скопин. — Было тут дело, помните, я рассказывал, как Сёмка проститутку порезал? Так Мирон сегодня утром на улице ее подобрал. Выгнали. Сидит вся в бинтах на углу Долгоруковской, от холода трясется. Пожалел… В дом привел.

— Ого! — Захар Борисович пораженно уставился на Мирона.

— Пусть малька поживет, — ответил тот безмятежно. — Как оправится, так пусть идет на все четыре стороны. А все ж человек, я так думаю.

— Так надо было ей оставить, — сказал Архипов, указывая на пустые горшки.

— Я ее уже покормил, — махнул рукой казак.

— Он корпии купил, бинтов. Да еще мазей — чтобы порезы заживали, — ответил Скопин.

— Мы ж люди служивые, всякие раны лечить научены, — кивнул Мирон. — Особливо резаные. Она, считай, как раненая сейчас. Ну, жалко же девчонку, Иван Федорович!

— Я тебе что, разве поперек сказал? — спросил Скопин. — Ты человек самостоятельный. Даром что сам себя моим денщиком назначил.

В соседней комнате снова застонали.

— Пойду гляну, что там, — Мирон поднялся и вышел в другую комнату.

— Вот! — Скопин указал пальцем в его спину. — Золото, а не человек! То со мной нянчится, то галчонка домой принесет. Мол, из гнезда выпал. А теперь и девку привел. Ему все равно — галчонок, или девчонка, или судебный следователь. Много смерти повидал. Теперь о живых печется. Вот доктор наш — он от живых к мертвым сбежал. А Мирон — наоборот — от мертвых к живым.

В соседней комнате раздался новый стон, потом что-то успокаивающе забормотал Мирон. Лязгнуло что-то металлическое.

— Это он ей ведро ставит, чтоб помочилась, — сказал Скопин, снова разжигая свою трубочку. — Представляете?

Архипов, не веря, помотал головой.

— Ага. С ним никакая сиделка не нужна.

Мирон вышел, держа в руке ведро, накрытое тряпкой. Он прошел через комнату и вышел во двор. Дверь в соседнюю комнату он оставил приоткрытой. Архипов увидел только край кровати и одеяло, под которым кто-то пошевелился.

Вернулся Мирон не один, а с мальчишкой. Тот тяжело дышал, упершись руками в бока.

— Это к тебе, Иван Федорович, — сказал Мирон, ставя ведро.

Скопин поманил мальца.