Расслабившись, Элизабет откинулась на спинку сидения. Её руки скользнули по локтю Джозефа, на мгновение сжали его, а затем замерли.
— Всё было, как в цирке, — сказала она, — как на параде.
Джозеф снял шляпу и положил её на колено. Его волосы спутались и были влажными, в глазах читалась усталость.
— Славные они люди, — сказал он. — Я буду рад, когда мы приедем домой, а ты?
— Да, я тоже буду рада.
Внезапно она сказала:
— Иногда бывает, Джозеф, что любовь к людям так же сильна и горяча, как печаль.
Он быстро взглянул на неё, удивляясь тому, что её утверждение совпало с его собственными мыслями.
— Почему ты так думаешь, дорогая?
— Не знаю. А что?
— А то, что сейчас я думал о том, что иногда люди, горы, земля, — всё, кроме звёзд, бывает единым, и тогда их взаимное влечение становится сильным, как печаль.
— Кроме звёзд?
— Да, всегда кроме звёзд. Звёзды всегда — чужие, иногда недобрые, но всегда — чужие. Понюхай шалфей, Элизабет. Как хорошо, что мы едем домой.
Она подняла свою вуаль, чтобы открыть нос, и задышала глубоко и жадно. Сиктоморы отливали желтизной, и слой первых опавших листьев уже покрывал землю. Когда упряжка въехала на длинную дорогу, которая узкой лентой тянулась вдоль реки, солнце спустилось за прибрежные горы.
«Будет за полночь, когда мы приедем домой», — сказал он. По лесу разливался сине-золотой свет, среди круглых камней с шумом протекала река.
В вечернем воздухе, влажном и чистом, горы казались состоящими из острых и твёрдых кусков хрусталя. После захода солнца наступило время сна, и Джозеф с Элизабет, устремив свои взгляды вперёд, на чистые холмы, не могли оторвать глаз. Стук копыт и плеск воды углубляли транс. Джозеф, не мигая, смотрел на поток света, струящийся между гор западного края гряды. Его мысли замедлили свой ход, одновременно приобретя ясные очертания, и на вершинах гор сами собой стали возникать различные изображения. Тёмная туча приплыла с океана и остановилась над горным хребтом, а в мыслях Джозефа она превратилась в голову чёрного козла. Ему виделись жёлтые, чуть раскосые глаза, хитрые и насмешливые, и изогнутые рога. Он подумал: «Я знаю, что он действительно находится там, козёл, который упёрся подбородком в горную гряду и пристально смотрит на долину. Он должен быть там. Я где-то читал или слышал, что козёл вроде должен выходить из океана». Он был облечён властью создавать образы такие же реальные, как весь окружающий его мир. «Если я позволю козлу быть там, так и будет. Я должен сделать так. Козёл — это важно», — подумал он.
Впереди, высоко в небе, кружились стаи птиц, которые, унося на своих трепещущих крыльях свет дня, светились, как звёзды. Крик вышедшего на охоту филина стал ещё пронзительнее и громче, словно специально для того, чтобы заставить маленьких прижавшихся к земле зверушек встрепенуться и, против обыкновения, скрыться в траве. Тьма быстро заполнила долину, а тёмная туча, хотя её было ещё хорошо видно, отодвинулась назад к морю. Джозеф подумал: «Я должен сохранить в себе то, чем был козёл. Никогда я не должен отрекаться от него».