На скаковой дорожке находилось всего несколько лошадей. На мой взгляд, они явно не годились для выступлений в равнинных скачках или стипль-чезе.

— Здесь находятся все клубы верховой езды, — пояснил Кропоткин с помощью Стивена. — Других конюшен в Москве нет. Все, кто занимается верховой ездой, упражняются на ипподроме. Лошади принадлежат государству. Лучших направля ют для выступлений на скачках, в том числе и для международных соревнований, и оставляют для племенного разведения. Остальных передают в клубы. Большинство лошадей на зиму остается в Москве, они очень выносливы.

— Представляю себе, — добавил Стивен уже от себя, — как будет смердеть в этих сараях в марте!

Кропоткин торжественно распрощался со мной у никем не охранявшегося главного входа. Отличный парень, подумал я. Благодаря ему и Мише я смог добыть основную часть той небогатой информации, которой располагал на сегодня.

— Дружище, — сказал я, — желаю вам всего самого лучшего.

Он с чувством, которого хватило бы на двоих, потряс мою руку, а затем заключил меня в объятия.

— Мой Бог, — сказал Стивен, когда мы отошли. — А еще говорят, что немцы сентиментальны...

— Немного чувства не повредит.

— Да... Но что в этом хорошего?

Я вручил ему конверт и кашлял всю дорогу до стоянки такси.

— "Николаю Александровичу в собственные руки" — прочел Стивен надпись на конверте. — Тот, кто писал это, вероятно, хорошо знаком с Кропоткиным. Вот так, по имени-отчеству, не упоминая фамилии, обращаются только к тем, кого хорошо знают.

— Для меня было бы удивительно, если бы отправитель этого письма не был лично знаком с адресатом.

— Я тоже так думаю. — Он помахал в воздухе парой скрепленных листочков. — В записке сказано вот что: «Бумага для заметок»... имеется в виду, что это специальный сорт бумаги, на котором удобно писать от руки...

«найдена во время международных соревнований по троеборью. Пожалуйста, передайте это Рэндоллу Дрю».

— Это все?

— До буквы.

Он вгляделся во вторую страницу, а я махнул рукой проезжавшей мимо машине с зеленым огоньком. Стивен опять убрал драгоценную находку.

— Небольшой улов, — заявил он. — Похоже, что гора родила мышь.

Я молчал, задумавшись. Размышления прервал голос водителя.

— Он спрашивает, куда ехать, — сказал Стивен.

— Назад в гостиницу.

Однако мы остановились еще около магазина, который я определил как аптеку. Примерно так должны были читаться русские буквы над входом. Я зашел внутрь, намереваясь купить что-нибудь болеутоляющее для разбитых пальцев, но пришлось удовольствоваться каким-то эквивалентом аспирина. А Стивен перегнулся через прилавок и что-то негромко сказал здоровенной тетке в аккуратном белом халате.

Она в ответ гаркнула на весь магазин, и посетители уставились на Стивена. Он залился краской, но выдержал характер и все-таки купил то, что хотел.

— Что она сказала? — спросил я, когда мы отъехали.

— Она сказала: «Иностранцу нужны презервативы». И нечего смеяться.

Мое невольное хихиканье помимо воли сменилось кашлем.

— Гудрун настаивает, — пояснил Стивен.

— Я так и подумал.

Накануне я забрал ключ от номера с собой, поэтому мы сразу же прошли к лифту, поднялись на восьмой этаж и мимо бдительной дамы продефилировали к моему номеру. Дверь оказалась открыта. Вероятно, уборка... Это была не уборка. В комнате находился Фрэнк. Стоя спиной к двери, он наклонился над столиком, стоявшим у окна.