Особист растерянно наморщил лоб.

Что он хотел сказать? Причем здесь команда?

И тут его осенило: хочет расспросить о нем матросов! О! Эти ему понарассказывают!

Федоров вскочил и заторопился распахнуть перед старпомом дверь.

— Да чего их слушать? Вы же знаете, какой народ злой! Сами не свои, дай только честного человека оговорить.

Долгов остановился, занеся ногу через комингс, и внимательно посмотрел на особиста.

Чего он несет? Кого оговорить?

О чем поговорили, он так и не понял. Но, чтобы не показать свое неведение, многозначительно произнес:

— Разберемся.

И от этого у Федорова екнуло сердце. Он плотно закрыл дверь в каюту и плеснул в стакан из початой бутылки. Глотнув и скривившись, полез в карман в поисках сушеного финика. Так закусывать виски его научили американцы. Затем, достав из сейфа шифровальную книгу, он начал составлять донесение в Москву.

Спрятавшись за бухтой с кабелем, Долгова поджидал Рябинин.

— Ну что, Анатолий Михайлович, пронесло? Ребята только и говорят, как вы его за капитана осадили. Правильно! Поделом ему! Ну, а что Федоров?

— А что Федоров? — Долгов безразлично пожал плечами. — И чего вы его так боитесь? Я таких придурков сотню умудряюсь держать в кулаке, и ничего.

Рябинин замер с раскрытым ртом, затем восхищенно произнес:

— Сотню? Сотню гэбэшников в кулаке! Вот это сила! Я ребятам расскажу, вот обрадуются.

— Да о чем рассказывать, Вася? Тоже мне подвиг. А чего ваш Федоров хотел, я так и не понял.

Долгов посмотрел на гладкий голубой ковер воды с бледно-зелеными холмами айсбергов на горизонте.

— Василий, сколько сейчас времени?

— Склянки пробили полдень. А что?

— Ничего. Смотрю, чтобы немцев не прозевали.

— Не прозеваем. Надо поглядывать на эсминец за кормой. У него локатор есть. Если поднимет полосатый желто-голубой флаг, значит, воздушная тревога. Ребята говорят, час назад разведчика в небе видели. Это, конечно, плохо.

— Да, это очень плохо. Немцы порядок любят и уважают распорядок дня. Сейчас экипажи пообедают, чтобы не лететь на голодный желудок, а к ужину уже будут над нами.

— Ой! Не накаркайте, Анатолий Михайлович! Утром, знаете, как страшно было! А впрочем, что я вам говорю. Вы же сами знаете. Я вот даже не представляю, что бы делал, если бы в наше судно торпеда попала.

— Нам, Вася, вечером надо друг друга держаться. Ты уж будь, пожалуйста, рядом.

— А что будет вечером?

— Сказал же тебе! Налет будет.

— Да с чего вы взяли?

— Чувствую я, Вася, чувствую.

Долгов отвел Рябинина в сторону и подтолкнул в проход между бортом и стоявшим на палубе коричневым контейнером. Сжав пальцами локоть матроса, старпом голосом, которым он привык командовать у себя на лодке, сказал:

— Как поужинаем, так чтобы от меня ни на шаг. Ты меня понял?

— Понял… — смущенно прошептал Рябинин.

Стукнула металлом дверь, и они проводили взглядом появившегося из каюты особиста. Не заметив их, Федоров покрутил головой и открыл соседнюю дверь радиорубки.

— Срочно! — донеслась до Долгова и Рябинина его команда радистке. — Как только будет ответ, сразу мне на стол.

Затем особист вернулся в свою каюту, и звонко лязгнул запираемый изнутри стальной рычаг засова.