– Возьмем ее, отец Матвей, – сказал бородатый Федор, – Богу решать, как с ней быть. Отсечь, как негодную ветку, и кинуть в огонь. Или взять в Царствие Небесное!

– Из-за нее никто не спасется, – сказал отец Матвей. – Да видно, от нее не отцепиться.

В избе было душно. Пылали свечи. Качались по стенам и потолку тени. Сверкала золотая епитрахиль. Сиял серебряный месяц в бороде священника.

Лемехов не понимал и не хотел понимать смутные намеки, ускользавшие смыслы увещеваний, назидания отца Матвея. Он был благодарен этим людям, которые приняли его в свой круг, открыли ему дверь среди глухой ночи, пустили в тепло, в свет свечей, в сиянье латунных окладов. Он чувствовал, что в его кромешном горе появилась таинственная воля, которая вела его по городам и селеньям, пересаживала из вагона в вагон и привела по ночной дороге в безвестное село. Усадила в избе на деревянную лавку.

На стене висели часы в старинном деревянном футляре, с римскими цифрами, с узорными часовой и минутной стрелками, с трепетаньем секундной стрелки, которая скользила по кругу, издавая стрекозиный шелест. Казалось, что все висящие на стене иконы, все алые бумажные розы, все многоцветные лампады окружают эти часы, как главную святыню, и белая эмаль циферблата напоминала божественный лик.

– Хочу, дорогие братья и сестры, открыть вам тайну этих часов. Вы не раз приступали ко мне с просьбой поведать эту тайну. И ты, Федор, и ты, Семен Семеныч. Но я откладывал, ибо время не наступило. Ибо есть времена, а есть сроки. И теперь времена кончаются и наступают сроки. – Отец Матвей поклонился часам, как кланяются образу. И все, кто находился в избе, повторили его поклон. И Лемехов, будто его колыхнул неслышный ветер, поклонился часам. – Часы эти принадлежали тамбовскому батюшке, который ездил в Петербург, и эти часы ему преподнес Иоанн Кронштадский. Сказал, даря: «Эти часы не я завел, и не я остановлю. Ты стой на молитве и смотри на часы. Они русское время и русские сроки укажут. Первый раз остановятся гневом Господним, который по нашим грехам остановит русское время. Потом они снова пойдут, когда Господь смилостивится и вернет России русское время. А потом совсем остановятся. Да так, что стрелки с часов опадут, и на них обозначится образ Божий».

Лемехов глядел на часы, слыша их стрекозиный шелест. Ему казалось, что в деревянном футляре прячется тайный клубочек, заложенный в этот футляр от Сотворения мира. Клубочек разматывается, выпуская наружу легкую паутинку. Стрелка в своем кружении сматывает время с клубка, и все, кто ни есть в избе, опутаны этой паутинкой. Существуют, пока она сматывается. Исчезнут, едва она оборвется.

– Первый раз часы встали, когда убили Государя Императора. Священник завернул часы в полотенце и спрятал на чердак. А к нему уже ломились враги рода человеческого. Страшно над ним измывались и умучили. Батюшка прославлен среди новомучеников. Часы достались племяннице, которая держала их в дому в память о дядюшке, благо красивым казался старинный деревянный футляр и узорные стрелки. Часы бесшумно стояли многие годы. Вдруг ночью женщина проснулась от тиканья. Зажгла свет, часы идут. А наутро объявили, что случилась победа над немцами. Господь в знак Победы вернул России русское время. Эти часы перешли ко мне по родству. И теперь они укажут, когда кончится время, опадут стрелки, а вместе с ними опадут звезды с неба и настанет конец света. И мы, братья и сестры, кому Господь уготовил спасение, понесем эти часы в пещеру и по ним станем следить, когда наступит последний срок, и кончится земное время, и вся грешная земная жизнь, и настанет жизнь вечная, где времени вовсе нет.