В том, что его убьют, Галицкий не сомневался, причем понимал, что вначале будут жестоко мучить. Он лежал совершенно голым на деревянных жердях, положенных друг на друга в виде буквы Х. Запястья и лодыжки были крепко привязаны кожаными ремешками к концам этого «андреевского креста», что станет для него местом казни.

– Ты обманывал меня, урус, – прохрипел Ахмед, поигрывая ножом, – ты мерзкий осквернитель гарема правоверного, колдовством своим соблазнивший чужих жен, что славились верностью мужу…

– Протри глаза, рогоносец!

– Что?! Рогоносец?

Татарин машинально потер ладонью глаза, затем схватил себя рукою за лысую голову, шапку в пылу схватки он потерял. Ощупал, его лицо исказилось одновременно радостью и ненавистью.

– Но у меня нет рогов!

– Они у тебя могли бы вырасти, – Юрий говорил предельно серьезно, хотя, несмотря на трагическое положение, в котором он оказался, с трудом сдержал рвущийся наружу смех.

«А ведь он верит, что я немного колдун, может, стоит на этом сыграть? Или хотя бы выиграть немного времени – люди в это время слишком суеверны, таким не грех воспользоваться».

– В твоих женах поселился дух шайтана, они были драчливы и сварливы – я просто изгнал его из них, и они стали добры к тебе, почитая тебя как мужа, и Аллах оказался к тебе благосклонным.

– Как ты мог изгнать шайтана?! Ты ведь в Ису веруешь!

– А разве пророк Иса не почитаем правоверными? В Христе есть святость – вот и удалось изгнать с ее помощью из них шайтана.

– В твоем «стручке» святость?! Не смеши баранов на пастбище, нечестивец!

– Причем здесь мой «стручок»? Он лишь бич, с помощью которого избивают одержимого, выгоняя из него беса.

– Якши, – татарин расплылся в улыбке, которая очень не понравилась Галицкому. – Ты изгнал из моих жен, храни Аллах, шайтана. Так?

– Так! Я изгонял лишь беса, – осторожно произнес Юрий – оскал Ахмеда его начал потихоньку ужасать.

– Вот и хорошо, я благодарен тебе за это урус. И в знак почитания твоей услуги, пусть твой «бич» останется в моем гареме навсегда. Я его возложу на самое почетное место, и пусть мои жены каждый день на него взирают, помня, что с его помощью изгнали из них шайтана. Ты умрешь, но твой «кнут» останется после тебя.

«Ни хрена себе перспективочка! Если и умирать, то только не оскопленным евнухом», – пронеслась в голове мысль, и Галицкий ухватился за нее, негромко, но твердо сказав:

– Шайтана изгнал крест, а не мой «кнут»!

– Я возьму твой крестик и положу его под твой «бич», – ухмыльнулся татарин. – Это добавит рвения моим правоверным женам, которые увидят посрамление символов Исы – ведь они выполнили свою роль, изгнав из них порождение шайтана!

– Бесы могут вернуться…

– Нет, уже никогда не вернуться, урус – я буду стегать их вот этой плетью. Я хорошо запомнил обряд изгнания шайтана!

– Но я не могу без креста, он должен быть всегда со мною!

– Он с тобой и будет, урус, теперь навсегда, до последнего часа жизни, – Ахмед усмехнулся волчьим оскалом.

«Не я, а он издевался надо мной, хитрый и мерзкий старик», – в голову набежала мысль и в этот момент грудь пронзила боль, татарин приступил к ужасающему действу. Орудуя кончиком ножа, он старательно вырезал кусок кожи на груди Галицкого.