А таковых в стойбище было трое – сам Юрий, малец-валах, речи которого он не понимал, а татарских слов для общения не хватало. И русская девица по имени Варвара, пригожая, крепко сбитая, грудастая. Ее можно было бы назвать красавицей, если не обращать внимания на покрытое рытвинами лицо, на которое даже смотреть неприятно. Впрочем, с ней он не общался ни разу – запрещено под угрозой немедленной кастрации. И это не шутка, как могло бы показаться в 21-м веке, а спокойное предупреждение о наказании, которое последует неотвратимо.

– Так, вижу, что действительно уложил все правильно. Тебе не в Ису надо было верить и поклоны бить, а работать! А так ты ничему не научился, бездельник. Ничего, я не таких невольников заставляла работать, и тебя научу! Снимай штаны!

– Зачем, госпожа…

От такой команды Юрий опешил, попробовал спросить, не поняв, зачем нужно оголяться. Но осекся под грозным взглядом ханум, которая стала поигрывать увесистой палкой. Понимая, что играет с огнем, он приспустил шаровары и стоял молча, отчаянно краснея.

– А «он» у тебя ничего, потому делом сейчас займешься!

Хозяйка подошла к нему вплотную и уцепила крепкими пальцами «хозяйство». Галицкий стоял окаменевший от накатившего страха, ни жив, ни мертв, а в голове билась отчаянная мысль – «а вдруг сейчас мне все оторвет старая сволочь?»

Старая ханум не оторвала съежившийся до размеров наперстка «отросток», вышло все гораздо хуже – она наклонилась над грудой кизяков, спустила шаровары и подняла полу халата – Юрий смертельно побледнел, увидев в потемках сарая, в одиноком солнечном луче дряблую женскую задницу впечатляющих размеров.

– Я не могу, госпожа…

– Я тебе не нравлюсь?!

От грозного рыка у Юрия ушла душа в пятки. Он прекрасно понимал, что может ее здесь прибить, но то, что потом сделают с ним татары и представить боялся. Степняки были очень большими выдумщиками по части различных казней и мучительств, он уже на них насмотрелся. И становиться жертвой экспериментов категорически не желал.

– Нравишься, ханум…

– Тогда что стоишь? А, у тебя не встает?! Это хорошо, бею Кезлева молодой евнух в гарем нужен, старый совсем ослеп, не может никак справится всего с шестью женами и наложницами. Ты его заменишь, завтра же за тобой приедут нукеры бея…

– Нет, нет, госпожа, он уже встает! Ты прекрасная ханум, лучшая роза Крыма, достойная цвести в садах Бахчисарая, Стамбула и Иерусалима. Ах, как ты прекрасна в стихах поэта, страдающего от импотенции и больного гонореей – он был бы рад утолить твои желания!

От дикого страха Галицкий стал лихорадочно молотить всякую чушь, стараясь выиграть хоть немного времени. Для спасения самого драгоценного, что у него осталось – превращаться в евнуха бея, да попасть под власть полудюжины озверелых от сексуального голода женщин (бей преклонных лет старик – он его раз увидел с расстояния), Юрию категорически не хотелось. И хотя у него давно не было женщины, но сейчас он абсолютно не испытывал возбуждения, а лишь липкий страх.

– Ты говоришь как настоящий поэт! Мне сказали, что ты в медресе пророка Исы не только учился, а еще и учил. Первый раз вижу образованного гяура, и, надеюсь, в последний!