– Да, но я не вижу, как он мог убить Макартура. Не мог же он сделать это в тот короткий интервал, когда меня не было рядом… точнее, мог, если бежал бы туда и обратно; но ведь Армстронг человек нетренированный, и по нему это наверняка было бы видно – он бы взмок, тяжело дышал, еще что-нибудь…

– Зачем ему было убивать его тогда? – возразила мисс Клейторн. – Он мог сделать это и позже.

– Когда же?

– Когда он пошел звать генерала на ланч.

Филипп еще раз тихо присвистнул:

– Значит, по-вашему, вот когда он это сделал? Хладнокровно…

Вера нетерпеливо продолжала:

– Но чем он рисковал? Никто из нас ничего не смыслит в медицине. Если он говорит, что человек мертв уже час, кто может ему возразить?

Филипп задумчиво поглядел на нее.

– А знаете, – сказал он, – неплохая идея. Я вот думаю…

– Кто это, мистер Блор? Вот что я хочу знать.

Кто?

Лицо Роджерса дергалось. Пальцы комкали полировальную тряпку, которую он держал в руках.

– Э, милейший, в этом как раз весь вопрос… – вздохнул бывший инспектор.

– «Один из нас», говорит его светлость судья. Кто же? Вот что я хочу знать. Кто этот враг рода человеческого?

– Это, – сказал Блор, – мы все хотим знать.

– Но у вас наверняка есть идея, мистер Блор, – проницательно заметил Роджерс. – Ведь есть, мистер Блор, а?

– Идея-то есть, – медленно отвечал тот. – Вот только уверенности нет. Может быть, я ошибаюсь. Могу сказать одно – если я прав, то мы имеем дело с крепким орешком, очень-очень крепким.

Роджерс отер с лица испарину и хрипло произнес:

– Все как в дурном сне, точно.

– А у вас, Роджерс, есть какие-нибудь идеи? – спросил Блор, с любопытством глядя на дворецкого.

Тот покачал головой:

– Не знаю. Я ничего не знаю. Это-то меня больше всего и пугает. Неизвестность…

– Но мы должны выбраться отсюда – должны – должны! – громко повторял доктор Армстронг. – Любой ценой!

Уоргрейв задумчиво поглядел в окно курительной комнаты. Поиграл со шнурком пенсне. И сказал:

– Я, конечно, не пророк по части погоды. Но, по-моему, лодка доберется до нас не раньше, чем через сутки, – да и то если ветер стихнет, – даже если на берегу узнают о наших трудностях.

Доктор Армстронг уронил голову в ладони и застонал.

– А пока нас всех перережут в постелях?

– Надеюсь, что нет, – отвечал судья. – Лично я намерен принять все возможные меры для того, чтобы этого не случилось.

У доктора Армстронга мелькнула мысль о том, что старики вроде судьи часто оказываются живучее молодых. Он не раз наблюдал подобное в своей медицинской практике, и это всегда его удивляло. Взять хоть его самого – ведь он на добрых двадцать лет моложе Уоргрейва, а как плохо, в сравнении с ним, развито у него чувство самосохранения…

Судья между тем думал:

– Не забывайте, жертв уже три, – напомнил Армстронг.

– Конечно, я помню. Но не забывайте и вы, что они были не готовы к нападению. Мы же предупреждены.

– Что мы можем поделать? Рано или поздно… – с горечью возразил доктор.

– Полагаю, – сказал Уоргрейв, – что мы можем довольно многое.