— Вы уж потерпите, Сергей Михайлович. Надеюсь, они вот-вот выйдут. Вообще-то, когда они приходят, это бывает надолго, так что… Даже и не знаю, чем вас утешить. Может, кофейку вам сделать?

— Спасибо, не нужно, — отказался он. — Я уже и так три чашки выпил.

В приемной, кроме него, посетителей больше не было. Саблин водил глазами по стенам и пытался выстроить собственные мысли в более или менее логичную цепочку. Но ничего не получалось. В голове в единый клубок сплелись мысли о Вихлянцеве и его убийстве, о собственных перспективах в связи с этим оказаться на нарах, о кадровом провале и в экспертизе трупов, и на «живом» приеме, о рицине и личности того, кто его так странно и страшно использует, об Ольге, по которой он безумно тосковал, о байкере Максиме, который не притронулся к своему закутку в гараже и ничего оттуда не унес после разговора с Саблиным, о директоре похоронной службы, который столь неравнодушен к отравлениям и ядам. И даже о Льве Станиславовиче Тасконе, высказавшем мысль о том, что мужчина-отравитель чаще всего является эстетом. А сам Таскон разве не эстет? Еще какой! Цитирование на память витиеватых старинных оборотов, умение ценить красоту, любовь к книгам и особенно к поэзии… Неужели Таскон? Как-то слабо верится… Впрочем, почему бы нет?

Открылась дверь приемной, ведущая из коридора, и появилась массивная крепкая фигура водителя Леонида Чижова.

— Кать, ну чего там? Мне велено было к восемнадцати машину подавать, пришлось с техосмотра уезжать, а у меня уже и очередь подошла… Теперь только через три дня удастся. Знал бы, что так долго, остался бы. Или случилось что?

— У Татьяны Геннадьевны посетители со сложным вопросом, а потом еще Сергей Михайлович записан на прием, так что даже не знаю… Наверное, не меньше получаса. Ты, Ленечка, почему меня не слушаешь?

— А чего? — как-то совсем по-детски спросил огромный мускулистый Чижов.

— А того, что я тебе сто раз говорила: если не знаешь точно расклад — позвони мне, я тебе все скажу, чтобы тебе зря не ездить и лишнего не ждать. Позвонил бы мне, я бы тебе сразу сказала, что раньше семи вечера Татьяна Геннадьевна точно не освободится. А ты как тот солдат: получил команду — и тупо выполняешь. Инициативу надо проявлять, Ленечка.

На лице Чижова проступила такая растерянность, что секретарь не выдержала и фыркнула.

— Давай я тебе чайку налью, у меня шоколадка есть. Хочешь?

— Давай, — охотно согласился Чижов.

Взяв чашку с чаем и половинку шоколадки, водитель устроился на стуле, стоявшем у другой стены, прямо напротив Саблина, который, с завистью оценив великолепную физическую форму Леонида, невольно переключился мыслями на Каширину. Правда или нет, что этот парень — ее любовник? С одной стороны, она женщина, безусловно, и красивая, и обаятельная, но, с другой стороны, она старше его лет на двадцать. И если мужской интерес Леонида к Татьяне Геннадьевне был бы Саблину совершенно понятен, то вот интерес зрелой умной женщины к такому молодому и не особенно умному, хотя и накачанному, мужику был для него необъясним. Нет, он в принципе знал о существовании женской тяги к молодому здоровому мужскому телу, но Татьяна Геннадьевна никак не производила впечатления женщины, которой такой интерес мог быть свойственен. Ей нужен партнер-ровня, друг, собеседник, человек с таким же жизненным опытом, как у нее самой. С молодым необразованным Ленчиком ей было бы скучно. Но ведь она, как говорят, притащила его за собой сначала из областного центра в прокуратуру, а потом и в администрацию. Значит, за этим что-то стоит. И все равно непонятно. Как-то не вяжется с образом той Кашириной, который сложился в голове у Сергея.