Саша разлил водку по рюмкам, плеснул в Надю и Ветку замечательной своей улыбкой, сказал тост:
— Ну, девочки, за добрый день. И за жизнь… За нее, трудную и с ошибками, за нее, с неприятностями и удачами. За нее, прекрасную и счастливую. Вперед…
Надежда тоже опрокинула в себя рюмку. Впервые в жизни. И лихо так у нее это получилось! Закрыла глаза, словно прислушиваясь, что происходит у нее внутри. Ничего такого особенного не происходило, конечно. Ну, сверкнуло короткой вспышкой в желудке, потом разлилось легким теплом. Ничего, в общем, страшного. И все равно она чувствовала себя предательницей. Что-то такое сидело в ней, пришептывало маминым сердитым голосом — с ума сошла, чего творишь с собой такое… У тебя муж Витя трезвый-адекватный, а ты… А ты… Она торопливо открыла глаза, взглянула виновато на Сашу с Веткой, весело уплетающих картошку, будто и они могли услышать этот внутренний ее полустыд-полушепот. А подняв глаза чуть повыше, расширила их от ужаса и снова закрыла. Вот оно, началось! Вот оно, наказание за предательство — пьяные глюки уже тут как тут… Или не глюки? Или в самом деле…
В дверях кухни стоял Витя. Смотрел на них во все глаза, переводил взгляд удивленно с Нади на Сашу, с Ветки на Надю. Молчал. Она вдруг увидела его будто со стороны. Не живого, а на портрете будто. Или на очень четкой цветной фотографии. Трезвый. Адекватный. Аккуратный. Чистенький. Сердитый. Насмешливый. Гордый. Холодный. Глубокие залысины поблескивают испариной. Боже, какие у него большие отвратительные залысины… Почему она раньше этого не замечала? Но она ведь не какая-нибудь там барыня Анна Каренина, она замечала, наверное, просто это было не важно, в общем. Важным и значительным было другое — он был ее мужем, ее на всю жизнь избранником. А в этом деле залысины там всякие да большие уши — уже дело десятое…
Витя на фотографии вдруг ожил, ухмыльнулся противно и кривенько, подошел вплотную к столу. Глядя ей прямо в глаза правдолюбцем-победителем, проговорил громко:
— Хорошо сидишь, значит? Водяру хлещешь? Ну-ну… А я и впрямь думал, что ты не пьешь… А это кто тут у вас? — повернулся он к Саше и даже склонился чуть-чуть, будто его разглядывая. — Это у нас тот самый, скалкой шарахнутый? В прихожей, говоришь, всю ночь его продержала? Ну, ты даешь, Надька… Я и не думал, что ты на такое способна! И водку пьет, и с любовником почти на моих глазах кувыркается… Прямо откровение какое-то, ей богу!
— Витя, это все не так… — тихо проблеяла Надежда, медленно качая головой из стороны в сторону. Это все не так, Витя… Ты все неправильно понял…
— А почему у вас дверь нараспашку открыта, ребята? Вы еще кого-то ждете, да? Четвертого? Для тебя что ль, Ветка?
— Прекрати, Вить, не надо… — жалобно проскулила Ветка, со страхом оглянувшись на Надю. — Если хочешь, я тебе сейчас все расскажу, что у меня здесь произошло…
— А детей, значит, в нашу квартиру пристроила, да? Я зашел, удивился так…
— Ты что, разбудил их? — испуганно подпрыгнула на стуле Ветка.
— Да нет, не разбудил. Я своим ключом дверь открыл. Спят твои отпрыски, не суетись. Я как их увидел, сразу догадался, зачем ты их к нам притащила. Чтобы трахаться не мешали, да?