Армана ему не хватало больше всего. Без него уже не будет бригады Верховена. После этих похорон открывается третья глава в истории, в которой Камиль пытается снова возродить свою жизнь. Сказать легко…
Луи появляется, когда семья Армана входит в крематорий. Костюм от «Hugo Boss», бежевый, очень дорогой. «Здравствуй, Луи…» Луи не говорит в ответ: «Здравствуйте, патрон». Камиль запретил, говорит, мы не в телевизионном сериале.
Камиль часто задается вопросом, что он делает в полиции, но еще более оправдан такой вопрос в отношении его заместителя — действительно, что? Родители до неприличия богаты, к тому же Луи умен — подобное сочетание открывало ему дорогу в лучшие школы, в которые только могут поступить дилетанты. И вдруг, по каким-то необъяснимым причинам, он идет работать в полицию на зарплату учителя младших классов. В глубине души Луи романтик.
— Все в порядке?
Камиль кивает, но на самом деле он здесь только присутствует. Бóльшая его часть осталась там. В палате, где Анна, одурманенная анальгетиками, ждет рентгена, компьютерной томографии.
Луи смотрит на шефа на секунду дольше, чем обычно, качает головой и хмыкает. Натура у него чрезвычайно тонкая, и это «хм» для него, точно так же как жесты — отбрасываю прядь левой рукой, отбрасываю прядь правой рукой, — целый язык. В данном случае «хм» означает, что думаете-то вы вовсе не о похоронах и что-то здесь не так.
А для того чтобы это «что-то» занимало сегодня Камиля больше, чем смерть Армана, должно было произойти нечто чрезвычайное…
— Вызывали утром на вооруженное ограбление в Восьмой округ…
Луи не понимает, считать ли слова Камиля ответом на свой вопрос:
— Драка?
Камиль неопределенно кивает:
— Да, женщина…
— Убита?
И да и нет, Камиль хмурится, его взгляд устремляется куда-то вперед, как будто и он хочет что-то рассмотреть в тумане.
— Нет, жива. Пока…
Не очень понятно, что происходит. На подобные дела обычно не вызывают их подразделение, вооруженные ограбления — не по части майора Верховена. Впрочем, почему бы и нет, кажется, говорит себе Луи, но он достаточно проработал с Камилем, чтобы не почувствовать: что-то неладно. Единственное, что он может себе позволить, — это удивленный взгляд на ноги Камиля (в начищенных до блеска ботинках «Crockett &Jones») и тихое покашливание — вот и вся сумма выражения эмоций.
Камиль кивает на кладбище: пора в зал прощания.
— Как только тут все закончится, мне бы хотелось, чтобы ты навел кое-какие справки. Только осторожно… Это, видишь ли, еще не наше дело… — Камиль наконец поднимает взгляд на своего заместителя. — Нужно выиграть время, понимаешь?
Он отыскивает в толпе Ле Гана, что не составляет никакого труда. Не увидеть такого мастодонта невозможно.
— Ладно, нужно идти.
Когда Ле Ган был еще окружным дивизионным комиссаром, Камилю нужно было только намекнуть, и он получал все, чего только пожелает, теперь стало сложнее.
Рядом с генеральным инспектором переваливается, как гусыня, другой дивизионный комиссар — мадам Мишар.
Хозяин кафе переживает минуты славы. Таких ограблений, как это, по всеобщему мнению, бывает два за век. Никто не спорит, даже те, кто ничего не видел. Очевидцы верны себе. Видели девушку или двух, женщину — вооруженную, невооруженную, с голыми руками, и она кричала. Это владелица ювелирного? Нет, ее дочь. Да что вы? Мы не знали, что у нее дочь… Вы уверены? Налетчики были на машине… Да? На какой? Мнения покрывают практически весь диапазон иностранных машин, продающихся во Франции.