Минута шла за минутой, и Камиль чувствовал, как в нем поднимается ярость.

Иногда Анна неожиданно просыпалась, вскрикивала, бросала вокруг себя блуждающие взгляды, и Камиль заметил у нее то же, что он видел уже у Армана в недели, предшествовавшие его смерти, — это было неизвестное ему выражение, совершенно новое, в нем было непонимание, почему она тут находится, ужас. Не справедливо.

Он так и не смог прийти в себя после первого отчаяния, когда появилась медсестра и сообщила, что время визита истекло. Она вела себя очень сдержанно, но не вышла из палаты, пока он не последовал за ней. На бедже у нее значилось «Флоранс». Руки она держит за спиной — этакое сочетание настойчивости и уважения, на губах — понимающая улыбка, которую коллаген или гиалуроновая кислота сделали совершенно искусственной. Камилл хотел остаться до тех пор, когда Анна сможет ему что-нибудь рассказать, ему обязательно нужно знать, как все произошло. Но он мог теперь только ждать и выйти из палаты. Анна должна отдыхать. И он выходит.

Чтобы хоть что-то понять, нужно подождать сутки.

Но двадцать четыре часа — это значительно больше времени, чем нужно такому человеку, как Камиль, чтобы перевернуть землю.

На выходе из больницы он располагал лишь информацией, полученной по телефону и здесь, в больнице. На самом деле всем все известно лишь в общих чертах, никто ничего не знает, восстановить ход событий еще невозможно. Перед глазами Камиля только ужасный образ изуродованной Анны, что уже немало для мужчины, который и так весьма восприимчив к сильным впечатлениям, а этот образ только разжигает еще более его природную гневливость.

Выйдя из реанимации, он просто кипел.

Он хотел знать, сейчас же, знать первым, обязательно…

Нужно понимать: Камиль вовсе не мстителен. У него есть свои слабости, как у всех, но взять, например, Бюиссона, того, кто убил его первую жену Ирен четыре года назад, он жив-здоров, и Камиль никогда не выражал желания, чтобы его убили в тюрьме, а с теми связями, что у него в тамошних кругах имеются, это проще простого.

Сегодня с Анной (она не была его второй женой, он даже не очень понимал, какое в этом случае следует употребить слово), да, с Анной, им вовсе не руководило чувство мести.

Просто как будто его собственной жизни из-за того, что случилось, угрожает опасность.

Ему было необходимо действовать, потому что он не мог вообразить себе последствия того, что касается его с ней отношений, — той единственной вещи, которая после гибели Ирен сумела придать смысл его жизни.

Если вам кажется, что это высокие слова, значит вы никогда не отвечали за смерть того, кого любили. А такое, уверяю вас, кое-что да значит.

Пока он торопливо спускался по ступеням больницы, перед его взором вновь вставало Аннино лицо с желтыми кругами под глазами, мерзкий цвет синяков, раздутая плоть.

Он только что увидел ее мертвой.

Он еще не знает, кто и зачем захотел ее убить.

Его пугает, что это произошло снова. После убийства Ирен… Между этими двумя событиями, очевидно, нет никакой связи, тем более что убийца целился именно в Ирен. Анна же просто оказалась на дороге у плохого человека в неподходящий момент, но сейчас Камилю так же больно.