Стоя перед дверями крематория, они всем мешают и входят туда последними. Камилю понадобился не один маневр, чтобы занять именно эту позицию и именно в требуемое время. Потому что именно тогда, когда он произносил свою просьбу, совсем рядом с ними проходит генеральный инспектор Ле Ган, близкий друг Камиля, предшественник Мишар на посту комиссара (обычная чехарда: один поднимается в высшие эшелоны, другой становится дивизионным комиссаром). А всем известно, что Камиль с Ле Ганом больше чем друзья, Камиль даже исполнял роль свидетеля на всех свадьбах Ле Гана, что довольно обременительно: Ле Ган только что женился в шестой раз на своей бывшей второй жене.

Дивизионный комиссар Мишар, совсем недавно заступившая на свой пост, пока должна думать о том, чтобы «и волки были сыты, и овцы целы» (она обожает избитые поговорки, которым, как утверждает, придает новое звучание), и, прежде чем начинать гнать волну, проанализировать расклад сил… И когда друг ее начальника просит что-нибудь, хочешь не хочешь, а задумаешься. Тем более что входят они последними. Нужно дать просьбе вызреть, но Мишар известна живым умом, она хвастается, что все решает быстро. Ведущий церемонии просто сверлит их взглядом, как только они появляются в дверях. Пора начинать. На нем двубортный костюм, обесцвеченные белые волосы, он больше похож на футболиста — факельщики теперь уже не те, что раньше.

Ответ на вопрос — почему Верховен хочет заняться этим делом? — единственный, который Камиль успел подготовить, потому что другого-то вопроса и нет.

Ограбление произошло около десяти утра, а сейчас нет и пятнадцати. Криминалисты заканчивают осмотр места происшествия в пассаже Монье, коллеги допрашивают последних свидетелей, но дело еще никому не передано.

— Потому что у меня есть информатор, — сообщает Камиль. — Он занимает высокое положение…

— Вы знали о налете?

Она очень театрально таращит глаза. На память Камилю тут же приходят свирепые взгляды самураев в японской иконографии. Она хочет сказать: вы либо сказали слишком много, либо что-то недоговариваете — Мишар очень нравится это выражение.

— Конечно же нет! — восклицает Камиль. — Я ничего не знал! — Он очень убедителен в этом скетче, и создается впечатление, что он действительно говорит то, что думает. — Я ничего не знал, но мой осведомитель — возможно… И он волнуется. Как море. — Верховен уверен, что подобная образность не оставит Мишар равнодушной. — Он сейчас согласен сотрудничать… Жаль будет не воспользоваться…

Хватает одного взгляда, чтобы разговор из технического превратился в тактический. Взгляд Камиля устремляется в кладбищенские дали, этого достаточно, чтобы титулярное лицо генерального контролера осенило их диалог. Молчание. Комиссар улыбается, это знак: поняла.

Для убедительности Камиль добавляет:

— Там не только ограбление, там еще попытка убийства с отягчающими и…

Комиссар бросает странный взгляд на майора, потом качает головой — медленно, как будто за всем этим, вообще-то, достаточно тяжеловесным маневром она начала различать какой-то плохо определимый отблеск, будто она пыталась что-то понять. Или же понимала. Или вот-вот должна была понять. Камилю известно, какой интуитивной чувствительностью обладает эта женщина: стоит произойти какому-нибудь сбою, ее внутренний сейсмограф просто верещит во все горло.