— Вы действительно единственные пригодные кандидаты. Рашид аль-Мансури — отработанный материал. Ни один человек в здравом уме не захочет, чтобы неуравновешенное существо чем-то управляло, не говоря уже о королевстве. Образумься, Джалал. У него столько же шансов, сколько у айсберга в пустыне Азмахара летом.

Джалалу хотелось смеяться.

— Ты все просчитала, да?

Она любезно кивнула:

— Я говорила раньше и скажу снова. После вы оба будете меня благодарить.

Джалал снова покачал головой, не в силах поверить в масштабы хитрости и изворотливости своей матери. До чего же бесстыжей нужно быть, чтобы использовать свой ум и интеллект во зло? Можно ли найти способ обезвредить ее и перенаправить ее энергию в мирное русло? Или Джалалу придется просто смириться и сдаться?

Внутренний голос подсказывал Джалалу, что нужно сдаться. На этот раз он решил его послушать.

Обойдя мать, он приблизился к напряженной Луджейн. Она не подняла на него глаз, даже когда он коснулся ногами ее неподвижных ног.

— Моя мать — более четкое объяснение всего, что произошло, — сказал он.

Луджейн сильнее напряглась и затаила дыхание. Она сидела, отвернувшись от Джалала.

Он встал перед ней на колени. Луджейн охнула, когда он крепко взял ее за руки, не позволяя высвободиться. Она по-прежнему не смотрела на него.

— Но кое в чем она просчиталась. Даже если моя версия того, что произошло, не так безупречна, как ее, даже если она предъявит мне доказательство того, что все произошедшее — результат ее трудов, я знаю, где реальность, а где вымысел. — Он поднес ее руки к губам, затем резко обнял. — Ты моя единственная реальность, Луджейн. Ты и Адам.

И тут Луджейн посмотрела на Джалала. Его сердце едва не разорвалось от отчаяния. Слезы лились из глаз, а сдавленный голос дрожал.

— Я не могу быть твоей реальностью. Но она позволит Адаму остаться с тобой, если я уеду.

— Вы оба будете рядом со мной, пока я жив.

Луджейн высвободилась из его объятий, дрожа всем телом. Ее слезы брызнули на его грудь.

— Она не остановится ни перед чем, чтобы разлучить нас. Она верит, что делает лучше для тебя и Адама.

— Она не сможет ничего сделать. Я защищу тебя и твою семью. Я не позволю ей снова навредить тебе.

— Ты думаешь, я… испугалась бы… если бы она угрожала мне или моей семье? — Луджейн сильнее разрыдалась. Каждая ее прерывистая фраза разбивала Джалалу сердце. — Она придумала для меня… самое ужасное наказание… она хотела разлучить меня с тобой. Что до моей семьи… она знает, что не навредит им сильнее, чем навредила.

— Тогда каким образом она тебя запугала? Кого она угрожала обидеть? — Внезапно ему в голову пришла ужасная мысль. — Адам?

— Ты! — закричала Луджейн.

Джалал отшатнулся. Боже правый, когда же это кончится? Неужели преступлениям его матери нет конца?

Продолжая плакать, Луджейн причитала:

— Она заявила мне, что уничтожит тебя. Она сказала, что, если я ее ослушаюсь и приду на церемонию или расскажу тебе обо всем, не будет никаких шансов. И она не угрожала мне. Она спокойно пообещала. Я ей поверила. Я верю ей до сих пор. Я пыталась с ней договориться, но бесполезно.