— А зачем это вам надо? — проворчал Бенджамен. — Я нынче и так выдержал шквал — целый час на двух якорях торчал, — с меня хватит. И что плохого в том, что я поступаю точно так, как вы? Не вешайте замков снаружи — и не найдете запоров изнутри, вот вам мое слово.

— В девять часов мы здесь все запираем на ночь, — предупредил тюремщик девушек, — а сейчас сорок две минуты девятого.

Он поставил на грубый сосновый стол небольшую свечку и вышел.

— Кожаный Чулок, мой добрый друг!.. — проговорила Элизабет, едва тюремщик повернул в скважине ключ, запирая дверь снаружи. — Я пришла отблагодарить вас. Если бы вы дали тогда согласие на обыск, все обошлось бы хорошо. Вы, правда, нарушили закон об охоте на оленей, но это сущий пустяк…

— Дать согласие на обыск? — перебил ее Натти; он все время сидел в углу согнувшись, низко, до колен, опустив голову, и сейчас он поднял ее, но с места не встал. — Неужели ты думаешь, что я мог бы пустить к себе в хижину этого негодяя? Да я тогда не открыл бы дверь даже при виде твоего милого личика! А теперь, если желают, пусть ищут среди углей и золы, им не найти ничего, кроме того, что находят в ямах с древесной золой для поташа.

Старик снова понурил голову и, казалось, целиком погрузился в горестные размышления.

— Хижину нетрудно отстроить вновь, она будет еще лучше прежней, — сказала Элизабет. — Я беру это на себя, я позабочусь обо всем, как только окончится срок вашего пребывания здесь.

— Разве можно вернуть к жизни мертвых? — печально проговорил Натти. — Разве можно прийти туда, где похоронены отцы, матери и дети, собрать их прах и сотворить из них заново мужчин и женщин? Тебе неведомо, что значит для человека больше сорока лет спать под одной и той же крышей, почти всю жизнь видеть вокруг себя одни и те же предметы. Ты еще молода, но ты одно из лучших божьих творений. Ради тебя я надеялся, что все это обойдется… Но теперь все кончено. Теперь мысль эта навсегда уйдет из моей головы.

Очевидно, мисс Темпл лучше остальных присутствующих поняла смысл слов, сказанных охотником, ибо она отвернулась, пряча лицо, в то время как стоявшая рядом с ней Луиза всем своим простодушным видом выражала лишь искреннее сочувствие страданиям старика. Быстро справившись с охватившим ее волнением, Элизабет продолжала:

— Новая крыша вашей хижины будет еще лучше прежней, добрый мой спаситель. Срок вашего заключения быстро подойдет к концу, и я позабочусь о том, чтобы вам выстроили новый дом, где вы сможете мирно прожить до конца вашей жизни в покое и довольстве.

— Дом… покой и довольство… — медленно повторил Натти. — Намерения твои благородны, и мне горько, что им не суждено сбыться. Он видел, как меня выставили на посмешище… посадили в колодки…

— Да ну их ко всем чертям, твои колодки! — завопил Бенджамен, размахивая бутылкой, к которой он то и дело прикладывался; свободной рукой он возмущенно жестикулировал. — Кому какое до этого дело? Если моя нога целый час торчала вверх, как утлегарь, ну и что из того, я вас спрашиваю, что из того?

— Мистер Помпа, мне кажется, вы забываете, в чьем присутствии вы находитесь, — проговорила Элизабет.