– Пойдемте в каюту. – Маша не выдержала экзекуцию.

– Что? А, да, пойдемте. – Растерянно согласился Кирилл.

– Ты всё о микробах на комете думаешь? – Спросила она.

В ее голосе была ревность. Маше хотелось, чтобы Кирилл больше времени думал о ней. Но молодой ученый не уловил ревности.

– Да, о них. Никак не могу представить, что могло бы их заставить в наших условиях запустить процесс разрушения коллоида. Чем наши условия отличаются от условий на космическом теле?

– Невесомость. – Предложила Маша.

– Да, это важно.

– Излучения радиоактивное от солнца.

– Разумеется, я тоже думал об этом.

– Я замерзала.

– В смысле? А, я понял, идемте.

Кирилл выпал из жизни, как и положено человеку одержимому наукой. Даже Карл почувствовал, что хозяину не до него и не пытался как-то обратить на себя внимание.

– Он сейчас в другом мире, Карл. На комете. Микробом. – Маша гладила загривок мопсу.

Благодарный пес смотрел на нее влажными влюбленными глазами. Кирилл не замечал колкие шутки в свой адрес. Неожиданно он вскочил и направился к дверям.

– Ты права. – Произнес он вдохновенно.

– В чем? Ты микроб? – Удивилась Маша.

– В смысле? Какой микроб? Нет, я про радиоактивное излучение и про низкие температуры. Надо попытаться воссоздать это в лабораторных условиях.

Кирилл покинул каюту. Маша выскочила следом.

– Кирилл, ты куда, на дворе уже ночь?

– Да? Может, Черных не спит?

Кирилл постучал в каюту к начальнику лаборатории. Тот действительно не спал. Глаза у него были красные, как у вампира.

– Ты чего?

– Да так, на ум пришло кое-что. Вы можете рассказать вашему шведу о моих предположениях.

– Заходи.

Бьорн Съёберг отвез образцы с зараженной водой в физическую лабораторию, где их подвергли жесткому радиоактивному излучению. Обратно он вез свои банки в контейнере, отделанном свинцовой рубашкой. Затем ему надо было поместить их в криогенную камеру. Так просил сделать Ингвар Черных, давний друг, сходящий с ума от безделья на далеком острове.

Образцы пролежали сутки при температуре близкой к абсолютному нулю. Везде, где ему приходилось просить о помощи, он сочинял истории, отвлекающие внимание. К счастью, его репутация честного ученого открывала перед ним двери без всяких расспросов. А он-то знал, какие условия секретности были вокруг тех, кто искал лекарство от всемирной заразы и согласен был с Ингваром в том, что правительства государств в решении проблем катастрофы – лишнее звено.

После всех жестоких процедур, которые, по идее, должны были привести к гибели материала, Бьорн вернулся домой. Без всяких надежд на успех он взял в руки первую банку с образцом. Еще до открытия он понял, что там бултыхается жидкость. В это не верилось. Он взял другую и встряхнул её. И в ней бултыхалось. Ученый облачился в костюм химической и бактериологической защиты, напугав сожителей беженцев. Включил инфракрасные лампы. Поставил на запись камеру. Прямо под ее объективом открыл первый образец.

Баночка шикнула, выпустив какой-то газ. Очень хотелось снять противогаз и понюхать, но Бьорн считал это безрассудством. В банке была жидкость, на вид, как обычная вода. И следующая банка дала тот же результат и почти каждая. В некоторых жидкость еще была тягучей, но уже не гелеобразной. Это был ошеломительный успех. Вопрос с тем, как это открытие применить к выправлению ситуации оставался открытым, но в природе заражения осталось меньше белых пятен.