Я кашлянул

— Извините. Правда, извините. Я не хотел вас ни в чем обвинять.

— Вы кипите гневом. Я понимаю… обычная реакция

Я покачал головой

— Я разучился кипеть гневом очень давно, Хана. Как и проявлять большинство других человеческих чувств. Просто на войне… человеческие чувства непозволительная роскошь. Если ты остаешься человеком и позволяешь себе чувства, тебя, скорее всего, убьют. Или ты сам себя убьешь. Потом. Будучи не в состоянии жить с тем, что ты совершил.

…

— Просто на войне ты уже перестаешь верить в то, что все — люди. Ты видишь такое… что люди не смогли бы совершить, будучи людьми… но, тем не менее, кто-то это совершил. Ты понимаешь, что это — монстры, только в человеческом обличии. Они выглядят как люди — но в них нет чего-то… что делает их людьми… что запрещает убивать слабых… беззащитных. Ты учишься убивать их — пока они не убили тебя. Потом ты учишься их распознавать среди людей — чтобы быть готовым.

…

— Те, о которых мы говорим — только с виду люди. Они пьют детские жизни, питаются ими. Вот почему их надо найти. Не просто ради того чтобы спасти тех детей, которые уже попали, или еще попадут в их лапы. Во имя жизни, Хана. Во имя того чтобы у нас было будущее.

Хана поежилась

— Извините… вы ходите на собрания ветеранов?

— В этом нет смысла, Хана. Я здоров. Я более здоров, чем многие из здесь присутствующих. Многие из тех, кто считает, что любовь к детям надо признать еще одним вариантом нормы. Они болезнь. А я лекарство. Надеюсь, что и вы, Хана. Надеюсь, что и вы…

Хана Лайс — вообще то Анна Лисовская, имя она англифицировала чтобы избежать типичного для британцев отношения к полякам — и в самом деле понимала, что там что-то не так. Она была насторожена и даже немного напугана.

Человек, с которым она встретилась — говорил, что он нормален, но, тем не менее, она опознала симптомы параноидального психоза. Возможно, это связано с психологической травмой, полученной при участии в боевых действиях. Такие люди годами могут быть нормальными, но если их психика в какой-то момент не выдерживает давления, они становятся одержимыми, и под влиянием этой одержимости готовыми на всё.

И, тем не менее — переданные ей материалы не казались бредом сумасшедшего. Особенно, с учетом того что к их сбору приложил руку человек, которого она знала лучше чем хотела бы.

Она решила самостоятельно, и не ставя в известность свое начальство в Интерполе — провести кое-какое расследование, основанное на открытых источниках, чтобы решать, стоит давать ход этому делу или нет. Начала с единственной смерти, которая была точно установлена. Целый день она провела в Шортдиче, роясь в архивах. Ей было непонятно, почему смерть русского мальчика — надлежащим образом не была отмечена в архивах Национальной администрации Здравоохранения. Сначала она подумала, это потому что он русский, не подданный Ее Величества. Но на всякий случай, решила поискать в архивах.

Там она наткнулась сначала на одну похожую смерть — на сей раз британского мальчика. Потом на еще одну — мальчика из Пакистана.