— Получишь хорошие деньги, собакам платят больше, чем массовке.

— В титрах укажут твою фамилию!

— Экая ерунда, туда-сюда пробежать!

— Нас уволят, если ты не согласишься!

— Дети голодными останутся, устроиться на новое место невозможно!

Продолжая давить одновременно на все мои чувства от жадности с честолюбием до жалости и сострадания, тетки быстро раздели меня до белья, впихнули в комбинезон с мехом снаружи и привели в студию.

— Вылитая собака! — восхитился Гриша.

— Дарья, у тебя талант, — приободрил меня Федор. — Встала на точку!

— Кадр сто девяносто семь дубль два! Пошла! Вперед! Даша!

Раздался резкий звук.

Неуклюже переваливаясь, я на четвереньках поползла вперед.

— Стоп! — заорал Гриша. — Никому не страшно! Надо бежать. Рысь, аллюр, галоп! Стиль не важен! Главное движение. Встала на точку.

— Кадр сто девяносто семь дубль три! Пошла!

Хлоп!

Я постаралась двигаться быстрее.

— Уже лучше! — крикнул Григорий. — Но не вижу характер! Ты собака! Пес! Граф! Дай эмоцию! Встала на точку.

— Кадр сто девяносто семь дубль четыре! Пошла! — привычно выкрикнула Раиса.

Бац!

Я кинулась вперед, старательно подпрыгивая, вертя головой и виляя фасадом.

— Нет! — возмутился постановщик. — Что это было?

— Эмоция, — пояснила я. — Простая собачья радость, счастье!

— Помоги мне преисподняя! — вздохнул постановщик. — Дайте воды, я весь вспотел!

Я оглушительно чихнула. Костюм собаки неожиданно оказался удобным, он не стеснял движений, был очень легким, нежарким, вот только вонял чем-то химическим. Похоже, его не так давно чистили. Но вообще-то, вспотеть надлежало мне, а не Григорию. Кто носится по студии на четвереньках?

— Дашуль, — сказал Федор, — Граф злой, жестокий, он не должен выглядеть щенком. Оцени задачу правильно. Ты воспитана в камере убийцами. Не маши хвостом от восторга. Действуй по Станиславскому.

— Встала на точку, — приказал Гриша.

— Быстрее сделаешь, скорее освободишься, — подала голос Вера.

— Кадр сто девяносто семь дубль пять!

Бамс!

Я зарычала, зашипела, закаркала, понеслась вперед, резко выбрасывая ноги, споткнулась, шлепнулась, вскочила, продолжила бег, снова упала и поползла на животе, издавая страшные звуки, помесь воя и хрипа.

— Снято! — заорал Федя.

— Ну ничего! — смилостивился Гриша. — Не совсем так, как хотелось, но приемлемо. Мне послышалось, или собака пару раз произнесла «кар-кар»?

— Показалось! — быстро проговорила Раиса.

— При озвучке поправим, — пообещали откуда-то из угла, — сделаем из «кар-кар» «хрю-хрю».

Гриша не оценил шутку по достоинству.

— Мне надо «гав-гав», злобный овчарий рык, ротвейлерский бас, лай Баскервилей!

— Не волнуйся, — успокоили режиссера из темноты. — Исполним любой каприз на твой вкус.

— Можно переодеваться? — обрадовалась я.

— Куда! Стоять! — возмутился Григорий. — А прыжок? С крыши одного здания на другое? Смерть Графа!

Я замахала руками.

— С ума сошли? Спасибо! Мне еще жить хочется! Снимайте Степана! Не собираюсь закончить свои дни в шкуре Бобика, который скачет по крышам домов!

— За трюк больше платят, — попыталась стимулировать меня Зоя. — И еды вдвойне положено.