В середине сентября заведующий приказал Аре отвезти в Подмосковье пакет с книгами.
— Они предназначены самому Алексею Михайловичу Соловьеву. Веди себя прилично, не хихикай, не болтай глупости, не гримасничай, — внушал ей начальник, — отдай посылку, вежливо попрощайся и уходи. Запомни, Соловьев гений, он работает даже когда спит, не мешай человеку. Усекла?
Ариадна кивнула и помчалась на электричку. Несмотря на осень, в Москве стояла жара, на девушке было легкое ситцевое платье, волосы она заплела в косы и заколола шпильками. Косметикой вчерашняя школьница не пользовалась, по дороге от станции к дачному поселку девочка раскраснелась и походила на героинь с картин Кустодиева. В молодости Аря была пухленькой, о диетах не думала, обладала крепкими зубами, пышным бюстом и роскошным румянцем.
Дверь ей открыл сам Соловьев.
— Наяда! — воскликнул профессор.
Вчерашняя школьница решила, что ее начальник предупредил академика о посылке, а тот по старости лет перепутал имя курьерши, и задорно произнесла:
— Нет. Я Ариадна.
— Еще лучше, — засмеялся Соловьев, — где ваш клубок?[8]
Аря протянула конструктору пакет:
— Там книги, но, может, туда и нитки положили, не знаю, вы проверьте.
Алексей Михайлович кивнул.
— Проходите, душенька, на веранду, посидите в тенечке.
Девушка не сочла приглашение странным, она устроилась у большого стола и взяла булочку с творогом. Соловьев вернулся скоро и попросил:
— Не соблаговолите ли еще немного подождать? Я передам вашему милейшему Ивану Николаевичу кое-какие бумаги.
— Соблаговолю, — захихикала Аря.
Соловьев показался ей смешным дедом, абсолютно не похожим на гения, при упоминании имени которого все конструкторское бюро вскакивало со стульев и отдавало честь. В конференц-зале висели портреты великих советских ученых, было там и изображение Соловьева, но художник запечатлел Алексея Михайловича в костюме с галстуком, аккуратно зачесанными назад волосами и строгим взглядом. А сейчас перед девушкой сидел милый дедуля в помятой рубашке и с торчащими дыбом кудрями, он смотрел весело, наливал гостье чай и безостановочно болтал. Ну откуда маленькой Аречке знать, что судьба привела ее прямиком в руки Дон Жуана, к ногам которого падали актрисы, балерины, певицы и супруги известных людей. О подарках, которые делал своим любовницам Соловьев, ходили легенды, но академик ни разу никому не предложил руку с сердцем. У него была мама, Кира Алексеевна, о которой тоже слагали легенды. Фраза дамы: «Лучшая жена для моего сына — это его мать» — объясняла холостяцкий образ жизни авиаконструктора. Кира Алексеевна никогда не конфликтовала с любовницами «мальчика», более того, она со всеми дружила, деликатно уезжала лечить желудок в Карловы Вары, оставляла Алексея наедине с очередной дамой сердца.
Но если мать понимала, что отношения из легкомысленных делаются серьезными, она хватала топор и… раз… раз… отрубленная голова красотки украшает дачный забор. Только не подумайте, что сверхинтеллигентная поэтесса Кира применяла грубую силу или устраивала скандалы. Дама, сочинявшая стихи о любви, краснела при слове «дурак». Просто она знала, в какой момент и что шепнуть сыну на ушко. После пары маминых реплик Алексей Михайлович без сожаления бросал любую женщину и затевал новый роман. Прежняя пассия могла спокойно приходить в гости, Кира встречала ее поцелуями. Светская Москва отчаянно сплетничала про Соловьева, но все понимали: пока мать академика жива, золотое колечко на безымянном пальце правой руки никому из представительниц слабого пола не заполучить. Но, похоже, Амур решил взять дело в свои руки: Ариадна привезла посылку на следующий день после того, как Кира улетела в Чехословакию. Путевки тогда давали на двадцать четыре дня. Двое суток занимала дорога в поезде, самолетом поэтесса пользоваться не любила. Когда Кира возвратилась в Москву, Аречка уже жила с Соловьевым. Девочка страстно влюбилась в академика, а тот совершенно потерял голову от глупенькой, очаровательной вчерашней школьницы.