Он ненавидел ее и желал ей смерти. Чувства касались не девочки – если не считать, что именно она не давала ему раствориться в ничто. Если Минья умрет, он прекратит свое существование.

Втаскивая Минью обратно в проход, Ари-Эйл осознал, что не хотел бы прекращать существование.

В саду. На террасе. Три девушки с лиловыми губами и цветами в волосах. Руби, Спэрроу и Сарай парили в невесомости, но рядом не было стен или призраков, чтобы их поймать.

Или, если точнее, призраки стояли поблизости, но волеизъявление Миньи было слишком строгим, чтобы позволить им выбор, который мог бы перед ними возникнуть: поймать божьих отпрысков и не дать им упасть в небо. Бахар бы помогла, но у нее не было такой возможности. Она могла только наблюдать.

Руки цеплялись за металл, за сливовые ветки.

За воздух.

И одна из девушек – грациозная во всем, даже в этом – соскользнула прямо с края.

И упала.

Полет к Плачу выдался долгим. Ужасными были только первые секунды.

Ну… и последние.

Лазло все видел. Он ошеломленно смотрел на это невообразимое зрелище – цитадель отклонилась от своей оси, – и вдруг, сквозь раздувающийся дым и грязь он заметил, как что-то с нее упало. Крошечная далекая точка. Пылинка, птица.

«Сарай», – подумал он, но тут же пресек эту мысль. Все это было нереально, с оттенком невозможного. Что-то упало, но точно не она, а гигантский серафим попросту не мог крениться.

Но именно это и происходило. Он будто наклонился в попытке лучше рассмотреть город внизу. Делегаты спорили о предназначении якорей, предполагая, что они не давали цитадели улететь. Теперь им открылась правда. Якоря не давали ей упасть. Но это в прошлом. Цитадель медленно кренилась, все еще поддерживаясь силой магнитных полей восточного, западного и южного якорей, но она потеряла равновесие, как столик со сломанной ножкой. Если продолжится в том же духе, серафим упадет.

Серафим рухнет на город. Отдача будет невероятной. Ничто ее не переживет. Лазло видел, как все случится. Плачу придет конец – и всем его жителям. Ему придет конец, как и Сарай, мечтам, надеждам.

И любви.

Не может этого быть! Нельзя, чтобы все так закончилось! Лазло еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным.

Катастрофа в небе казалась далекой, медленной, даже безмятежной. А вот на земле – нет. Улица расщеплялась. Тонущий якорь прокладывал себе путь через пласты коры и осадочных пород, паутинистые трещины встречались и соединялись в ямы, скидывая куски земли и камня во мрак внизу, где верхняя пена Узумарк начала освобождаться от туннелей. Этот рев, этот гром! Больше Лазло ничего не слышал и не чувствовал. Казалось, что они поселились внутри него. Но, невзирая на все это, юноша не мог отвести глаз от якоря.

Сюда его привела некая тяга. Теперь она сменилась чем-то более сильным. Инстинктом, манией – кто знает. Он не задавался вопросами. В голове не осталось места для размышлений. Она пульсировала от ужаса и рева, и лишь одно звучало громче – потребность дойди до якоря.

Сияние голубой поверхности манило его. Лазло бездумно пошел вперед. Сердца подскакивали к горлу. Широкий проспект быстро превращался в зазубренную воронку со вскипающей черной водой. Руза поймал его за руку. Он кричал. Лазло не слышал его сквозь шум разрушений, но слова было легко прочитать по губам.