Ноэль вдруг почувствовала легкое беспокойство. Так, ничего особенного. Что-то смутное и неуловимое. Но какие-то сомнения все же зашевелились у нее в душе. Председательствующий продолжал:

– Поэтому я и мои коллеги были явно удивлены, когда в середине судебного процесса подсудимые решили отказаться от своего заявления о собственной невиновности и признать себя виновными.

У Ноэль засосало под ложечкой. Неприятное ощущение росло, поднималось вверх, подступило к горлу и сдавило его. Ей стало трудно дышать. Ларри пристально смотрел на судью, не понимая, что происходит.

– Мы отдаем должное самокритичному анализу подсудимыми своих действий и хорошо представляем себе, как мучительно трудно было им признать перед этим судом и всем миром свою вину. Однако тот факт, что они облегчили свою совесть, не освобождает их от ответственности за страшное преступление – преднамеренное убийство беспомощной и беззащитной женщины, в котором они сознались.

И тут Ноэль как молнией ударило. Она вдруг поняла, что ее провели. Демирис придумал очередную шараду, чтобы сначала усыпить ее бдительность и заставить поверить в то, что ей ничего не грозит, а потом расправиться с ней. Он заранее знал, как она боялась смерти. Поэтому Демирис вселил в нее надежду на сохранение жизни. Она поверила ему и приняла его условия. Он перехитрил ее. Демирис решил отомстить ей сейчас, а не в будущем. Ее жизнь вполне можно было спасти. Конечно, Чотас отдавал себе отчет в том, что ее не приговорят к смертной казни, если не найдут трупа. Чотас вовсе не вступал в сделку с судьями. Он разыграл весь этот спектакль с ее защитой только для того, чтобы заманить ее в смертельную ловушку. Ноэль повернулась и посмотрела на него. Их взгляды встретились, и она заметила в его глазах неподдельную грусть. Он любил ее, но все же стал орудием ее убийства, и, если бы ему пришлось начать сызнова, он все равно бы поступил так же. Ведь подобно ей самой, он принадлежал Демирису, и ни одному из них не совладать с ним.

Председательствующий говорил:

– ...Облеченный властью государством и в соответствии с его законами я объявляю, что обвиняемые Ноэль Паж и Лоуренс Дуглас приговариваются к расстрелу... приговор будет приведен в исполнение через три месяца, считая с сегодняшнего дня.

Зал пришел в смятение, но Ноэль ничего не видела и не слышала. Что-то заставило ее обернуться. Ранее свободное место уже не пустовало. На нем сидел гладко выбритый и только что подстриженный Константин Демирис в безукоризненно сшитом синем костюме из чистого шелка, голубой сорочке и фуляровом галстуке. Жизнь играла в его ясных оливково-черных глазах. Он ничем не походил на того сломленного и разбитого человека, который навестил Ноэль в тюрьме. Дело в том, что такого Демириса никогда не существовало в природе.

Константин Демирис пришел посмотреть на Ноэль в момент ее поражения, чтобы насладиться ее страхом. Его черные глаза встретились с ее взглядом, и в какое-то мгновение она прочла в них глубокое и злорадное удовлетворение. И еще кое-что. Пожалуй, это можно было назвать сожалением. Но стоило Ноэль слегка уловить его, как оно тут же улетучилось. Все равно теперь уже слишком поздно.